Сгореть

[Рентс]

Название: Сгореть
Автор: Kaze Kimizu
Переводчик: Рентс
Фэндом: Death Note
Пейринг: Мэтт/Мелло
Рейтинг: R
Жанр: angst
Размер: драббл
Дисклеймер: от прав отказываюсь
Предупреждения: ненормативная лексика, упоминание насилия
Ссылка на оригинал: fanfiction.net
Разрешения на перевод нет.

Сгореть

@темы: Переводы, Драбблы, R

---

Просто так пришло в голову

[Чешир наблюдае]

А то, что приходит в мою не совсем здоровую голову, я привыкла воплощать хотя бы в минимальном объеме. Маленький стишок на тему DN, POV Лайта/Киры. OOC, AU и др. недочеты возможны, рифму старалась соблюдать.

Мне снятся сны о новом мире,
И в этих снах для всех я Бог.
Я ваш защитник, я всесилен,
И нет сильней меня богов.
Возможно, сам я не безгрешен,
И методы мои грязны.
Но кто судить посмеет Бога,
Когда все в Бога влюблены.
Пускай я буду человечным -
Всего лишь смертный, ну и пусть.
В моих руках отныне сила
И я добро вершить клянусь.
Мои поступки безупречны,
Ходы идеальны - шах и мат.
Я сам себе король и пешка,
И вся игра в моих руках.
Но есть один достойный Бога -
Соперник, друг, палач, и мне
Придется все же сделать выбор,
Кому поставят "мат" в игре.
Мой Новый Мир - священный, чистый,
Он нужен людям, нужен мне.
"Но хочешь мира..." - я же помню
И я готов к своей войне.
Когда пробьет твой час расплаты,
Мне будет, L, почти что жаль -
Ты был достойнее любого,
Но я привык лишь побеждать.
В груди твоей застыло сердце,
И стало пусто на земле.
Свершилась казнь - один король
Теперь на шахматной доске.

@темы: Стихи

---

«Going to Marrakesh» 10/14

[Jyalika]

Название: «Going to Marrakesh»
Автор: Edmondia Dantes
Переводчик: Jyalika
Бет: Убили.
Рейтинг: Сломался. Детей к экрану не подпускать.
Пэйринг: Лайт/L
Жанр: романс, драма, АУ
Размер: миди 10/14
Краткое содержание: Это неправильно и вообще аморально — пытаться убить что-то дважды.
Начало: http://diary.ru/~jyalika/p105121223.htm
Разрешение на перевод: запрос отправлен.
Размещение: только с моего разрешения
Оригинал: http://www.fanfiction.net/s/5027269/1/Going_to_Marrakesh
Дисклаймер: не мое, ничего не воровал, никому не предлагал и ни за что не привлекался!
Предупреждения:ЯОЙ! Текст — сплошная психоделика, POV Лайта.

— — -
Пропасть
— — -

Когда Тетрадь Смерти вновь попадает ему в руки, Лайт кричит, страшно, беззвучно, и закрывает глаза, потому что ветер яростно дует в лицо, а память не менее яростно рвет на клочки его бывшее «я» -

Он медленно поворачивает голову и встречается в L взглядом, и пальцы его замирают в нескольких сантиметрах от наручных часов с секретом внутри, и он не может этого сделать, потому что L смотрит, потому что L знает –

«…черт тебя задери», — ругается он сквозь зубы, потому что все должно было быть совсем не так. Мы оба оказались правы и теперь мы оба умрем.

Лайт опускает Тетрадь на колени и легко улыбается, и тянется к нему, как будто произошло что-то хорошее, как будто они победили, и L позволяет. Он утыкается ему в плечо и делает медленный вдох, закрывает глаза и на несколько долгих секунд перестает существовать, потому что эта игра в несуществующие отношения вызывает у него тошноту, потому что он больше не знает, как поступить с обрывком Тетради, что прожигает запястье.

Я не люблю тебя и ты не любишь меня и я не хочу тебя убивать и я хочу держать тебя в своих объятьях пока ты умираешь и Мису необходимо защитить и мир необходимо спасти и тебе необходимо умереть скоро совсем скоро, и я тоже не стану тебя оплакивать, не стану, не стану, не стану.

И нужно сделать выбор, но он и так его сделал давным-давно, и уже ничего нельзя остановить, слишком многое зависит от его свободы, от того, что умрет L, а в живых останется Миса.

Это нечестно, размышляет Лайт, я думал, что сильнее, и это грустно, и отвратительно, и жалко, но часть него захлебывается отчаянным криком — нетнетнетянехочуегоотпускатьянехочучтобыонумер-янехочу-онмой!янехочуонумретиоставитменяодного! — та часть, которой он жил эти последние несколько месяцев, и если он даст выиграть L, то умрет вместо него, и красивая мечта о совершенном мире будет разрушена на полпути.

Лайт поднимает голову и целует его, глубоко, жадно, и Тетрадь Смерти плотно зажата между ними двумя, и где-то внизу отец с остальной командой берет под арест Хигучи, и Ватари поднимает их вертолет, и уже слишком поздно, ему нужно срочно придумать новый план, спасти ситуацию и выручить Мису, но все, о чем Лайт способен думать сейчас, это то, что он не хочет его отпускать.

Стоит ли оно того? размышляет он, вспоминая обо всех идиотах внизу, о девушке, которая ждет их обоих, и о будущем, полном славы, успеха и опустошающей скуки, что будет тянуться годами, десятилетиями - до самой смерти.

Лайт соскальзывает с сиденья и бесцеремонно усаживается у L на коленях, запускает пальцы в темные волосы и целует его снова, мокро, жадно, чувственно и отчаянно, потому что времени совсем не осталось. Ради тебя я добьюсь успеха, шепчет он ему в губы, ты мой лучший, единственный друг, ради тебя я добьюсь успеха — стану несокрушим, только ты и я, и мой новый мир, и все будет просто потрясающе –

Лайт не умеет плакать, вместо этого он со всей силы прижимает к себе L, и он впервые за свою жизнь не знает, что делать, не знает, как одновременно спасти и мир и свою самую большую, самую сладкую ошибку, и если он признается во всем сейчас, то, возможно, L и Миса будут жить, но Лайт умрет, и он не хочет умирать, он не хочет умирать, и у него есть целый мир, который нуждается в спасении, но они же все идиоты, они никогда не узнают, никогда не поймут, и почему бог должен жертвовать единственной ценностью, которую смогло родить это насквозь прогнившее общество –

Тонкие пальцы поднимают его за подбородок, рев вертолета заглушает слова, но L одними губами выводит ‘Кира’, и Лайт кривится в фальшивой, усталой улыбке, отрицательно качает головой, продолжая игру, с каждым шагом запутываясь все больше в паутине собственной лжи и, возможно, этот холодный комок стоит у него в горле, потому что очень скоро кто-то из них обязательно умрет, и совсем недавно ему было наплевать на жертвы — но это тоже ложь, теперь Лайт помнит ту ночь, одну из первых, его трясло и рвало кровью, и шинигами за его плечом смеялся особенно громко — и ему наплевать на других людей, а преступники — это преступники, но он перешел от ненависти к чему-то-другому слишком быстро и слишком сильно, и впервые у него нет плана на ближайшие десяток поворотов игры, и Лайт больше не знает, кто он такой на самом деле.

Я тебя ненавижу за то, что ты со мной сотворил, шепчет он ему в шею, сухими губами по нежной коже. Я ненавижу себя за то, что позволил этому произойти, и я ненавижу Мису, потому что из-за нее все это необходимо, и я ненавижу всех остальных, потому что они идиоты, и теперь я должен убить тебя, я должен убить тебя, я должен — какого черта, ничего я никому не должен!

Глупые, глупые дети, и мир без него потерян и пуст. Лайт устал танцевать, и L не менее жадный — если он упадет, L ни за что не отпустит. Теперь единственное, что остается сделать — это вырваться из клетки, которую он построил для самого себя.

Лайт всегда был эгоистичным ребенком.

«Ты был прав», — шепчет он ему в ухо вместо очередной удобной лжи, шепчет ласково, нежно, будто делится страшной тайной, будто он разочарован в самом себе, но только не в Кире, никогда не в Кире, потому что Кира всегда и во всем останется прав. Если я сдамся сам, то это не проигрыш. «Все это время ты был прав».

L делает медленный глубокий вдох, а потом притягивает Лайта к себе впервые за сегодняшний вечер, обхватывает его руками, съезжает по спинке сиденья вниз, и они оба распластаны, руки-ноги-волосы перемешаны, и Лайт утыкается ему в грудь и прикусывает язык, сильно, еще сильней, до крови, в память о новом мире, который уже никогда не родится. Лайт играет ва-банк, ставит на кон все, что только можно поставить, сглатывая кислое послевкусие невозможного выбора, который теперь будет делать не он, и L все равно никогда, никогда его не победит.

«Я выиграл», — шепчет он куда-то ему в рубашку, впиваясь пальцами в ткань, оставляя красные полосы на коже. Теперь сделай так, чтобы я об этом не пожалел.

Лайт прижимает ухо к груди и слушает, как бьется чужое сердце.

@темы: Переводы, R

---

«Going to Marrakesh» 9/14

[Jyalika]

Название: «Going to Marrakesh»
Автор: Edmondia Dantes
Переводчик: Jyalika
Бет: Убили.
Рейтинг: Сломался. Детей к экрану не подпускать.
Пэйринг: Лайт/L
Жанр: романс, драма, АУ
Размер: миди 9/14
Краткое содержание: Это неправильно и вообще аморально — пытаться убить что-то дважды.
Начало: http://diary.ru/~jyalika/p105121223.htm
Разрешение на перевод: запрос отправлен.
Размещение: только с моего разрешения
Оригинал: http://www.fanfiction.net/s/5027269/1/Going_to_Marrakesh
Дисклаймер: не мое, ничего не воровал, никому не предлагал и ни за что не привлекался!
Предупреждения:ЯОЙ! Текст — сплошная психоделика, POV Лайта.

— — -
Лжец
— — -

Как-то раз, в ночь полной луны и ледяного, жестокого ветра они решили сходить на крышу, и вокруг только небо, сталь и бетон, и дыхание вырывается с паром. Лайт под толстым свитером дрожит крупной дрожью, наблюдая, как L скручивается в свою любимую позу у самого края, и размышляет над тем, что в призрачном свете луны он как никогда похож на страшный сон или бледную смерть. И Лайт повинуется импульсу, подходит ближе, вплотную, хватает за плечи, прижимает к себе со всей силы, зарывается носом в холодную шею, лишь бы удостовериться наверняка, что это не игра его воображения, что он теплый, настоящий и живой.

Не уходи не уходи не уходи не уходи без меня — Он нелогичен. Он нерационален. Он жалок. И, тем не менее…Скажи, ты когда-нибудь чувствовал себя таким же одиноким?

Заледеневшие пальцы оттягивают ему воротник, пробираются к шее, сжимают все сильнее и сильнее, ровно настолько, чтобы удержать, не придушив.

«Зачем ты это сделал?» — шепчет Лайт ему куда-то в висок. «Для чего…?» И мир лежит у их ног, он залит неоновым светом и невообразимо красив, и бесконечно далек, и очень просто забыть о том, что он реален. Но, что самое страшное — этот мир переполнен людьми, совсем непохожими на них. Стадо, шепчет ветер на разные голоса, и Лайт снова прячет неприятную дрожь под фальшивой улыбкой и тихо ненавидит свое жадное любопытство, потому что после него остается кислый привкус гнили на языке.

«Я сделал это», — отвечает L задумчиво, — «для себя».

Лайт в ответ прижимает его к себе крепче, потому что это не ложь, и слова теряют свой смысл, ведь –

«Думаешь, я виноват?» — выводит Лайт сухими губами на его холодной шее.

«…спасение мира — дело бесполезное и неразумное», — отвечает L мягко, вдумчиво. «Ты еще слишком молод, чтобы понять».

«…все я прекрасно понимаю», — отвечает Лайт на автомате и тут же морщится, вспоминая, на какие крайности способен L пойти в погоне за так называемой справедливостью, и это не перестанет быть эгоизмом, только если повесить сверху табличку с надписью «правосудие». Милая, сладкая Миса, скованная ремнями и ослепленная, холодная тяжесть наручников на его собственном запястье и оглушительный стук сердца в ушах, и если зажмурить глаза покрепче, то слишком легко вспоминается то место, и всепоглощающая скука, и медленное гниение, каменная ловушка для крика, который никто не услышит. Пытка ли это разорвала его память на лоскутки, разбила на великое множество неровных осколков, или он сам виноват…?

Линд Л. Тайлор мертв, думает Лайт, удивляясь собственному равнодушию.

«Ты хочешь понять», — говорит ему L, — «но не можешь. Кира такой же — настоящий, первый Кира, а не эта жалкая подделка, которую мы сейчас выслеживаем».

«…’настоящий’ Кира, да?» — хмыкает Лайт, усаживаясь рядом, обнимая его одной рукой, чтобы было на кого опереться, и опора эта могла бы быть надежней, не являйся они теми, кто они есть. «Это я, что ли?»

«Ну а кто же еще?» — приходит уверенный ответ, и он закрывает глаза, утыкается в чужое плечо и просто дышит, вдох-выдох, блаженная пустота в голове и легкий запах мыла вперемешку с ароматом вишневого тортика.

«Я понимаю», — выдавливает из себя Лайт еле слышно, и он не уверен, правда ли это или же очень удобный самообман. «Но вместе мы все равно можем стать чем-то большим».

«Люди — это стадо», — мягко говорит ему L, но в его устах эта идея перестает быть такой ужасной. «Они глупы и легко поддаются на провокации, но их невозможно надолго запугать».

«…ну, пока что эта тактика работает весьма успешно», — шепчет Лайт, не открывая глаз, потому что ночной город, безусловно, красив, но он так же несовершенен, полон предательства и лжи, а это не то, что он хочет видеть. Слепые среди слепых, и олицетворение Правосудия тихо дышит в его руках. Утопии не бывает, но ее можно создать, только бы L попытался его понять. «Уровень преступности падает по всему миру…»

«Тиран есть тиран, как его ни назови», — в его голосе прорезаются стальные нотки. «И мы оба из уроков истории знаем, чем это обычно заканчивается».

На них опускаются долгие минуты тяжелой, вязкой тишины, и Лайт внезапно чувствует себя совсем еще ребенком, который ничего не знает о мире за дверью комнаты, и на двери замок, а в комнате вместе с ним заперто сумасшествие с пустыми темными глазами и бледной, бледной кожей. «Ты собираешься убить короля», — растерянно шепчет он, и призрачный вес украденной короны камнем тянет его на дно. Ты собираешься убить меня, не так ли?

«Я собираюсь убить демона», — говорит ему L уверенно. «Глупую тварь, развращенную собственной силой».

«Анархист», — хмыкает Лайт, но его ответ теряется в оглушительном свисте ветра и шуме крови в ушах.

«Людей нельзя к чему-либо принуждать», — говорит ему L, — «иначе они тебя возненавидят».

Двуличная скотина, думает Лайт и улыбается. «Айзава».

«Да. Сам подумай, зачем мне кто-то, кто не может следовать моим приказам», — презрительно тянет L, но на губах его играет усмешка.

«Тиран», — выдыхает Лайт с шутливым осуждением в голосе, прекрасно понимая, что дай ему шанс — и он станет таким же, даже хуже, потому что он умеет уговаривать и прогибаться, в то время как L предпочитает не тратить время на тех, кто в общем сценарии важных ролей не играет.

«И королевство мое воот такой высоты», — соглашается L, склоняет голову и целует его холодными губами.

И как только ты еще жив с такой философией, ммм?

Лайт прячет улыбку, представляя себе, как он однажды собьет короля с его трона. С такой высоты лететь вниз будет долго и страшно и весьма одиноко, так что если сверженный король решит утащить его вслед за собой, Лайт не станет особо противиться.

В конце концов, они оба чересчур хороши для этого прогнившего мира.

@темы: Переводы, R

---

[_Сикорски_]

Название: Игра
Автор: Alsenem
Фэндом: Death Note
Пейринг: L/Лайт (за кадром), Лайт/L
Рейтинг: ни для кого (про детей вообще молчу)
Жанр: яойный яой, детям это не игрушка. немножко ангст
Дисклеймер: герои не мои, бредятина - моя.
Саммари: затёртая до дыр тема "период наручников". Лайт не помнит, что он Кира, но L по-тихому ненавидит. За кадром остаётся самое начало, когда L делает нечто неожиданное. Дальше читайте сами)))
Размещение: если ЭТО кому-то понадобится, милости прошу, но в личку отпишите)
От автора: мой почти первый (раньше не публиковалась) фик, так что просьба кидаться тапками, критиковать и т.д. - все пожелания приму к сведению)))


Ягами Лайт.

Лайт понял, что больше не выдержит, и с коротким хриплым криком кончил. Рьюзаки откатился в сторону, высвобождая руки юноши из цепи. Лайт не мог пошевелиться, настолько ярок и мощен был оргазм. Однако мысли постепенно обретали ясность. «Не думай, что одержал верх, L, - яростно сверкнул на того глазами Лайт. – Твоя самоуверенность бесит меня!» Он чуть помедлил, затем придвинулся вплотную. Рьюзаки пристально наблюдал за ним, но не шевелился. Лайт прикоснулся губами к его уху:
- L… - но не стал продолжать, лишь слегка прикусил мочку уха зубами. Рьюзаки еле заметно вздрогнул.
«Пытаешься удержать маску, да?» - с удовлетворением подумал Лайт и провёл языком по его шее, согревая её дыханием. Юноша медленно, исследуя губами каждый дюйм тела Рьюзаки, продвигался вниз. Отстранившись, чтобы снять с него оставшуюся одежду, Лайт увидел, что L всё так же пристально смотрит на него, и в нём закипела глухая ярость. «Я заставлю тебя думать иначе! – с ненавистью подумал Лайт и склонился вперёд, обхватывая губами левый сосок. Его язык ласкал бледную кожу Рьюзаки. Лайт нарочито медленно продвинулся вниз ещё немного и легонько, почти незаметно провёл языком по головке напряжённого члена Рьюзаки. Глаза метнулись вперёд – и утонули в непроницаемой глубине расширившихся до предела зрачков L.
Лайт коснулся головки члена губами, вновь провёл языком. «Пытайся казаться равнодушным сколько угодно – я заставлю тебя испытать эмоции!». Он обхватил член Рьюзаки губами плотнее и медленно начал движение вниз, насколько смог. Язык и губы юноши непрестанно двигались, а глаза следили за реакцией Рьюзаки. Лайт всё быстрее и быстрее скользил губами по напряжённой плоти, пока наконец L не выдохнул, напряжённо и отрывисто, вцепившись в волосы Лайта, и тот ощутил терпкое тепло во рту. Слизав густые белые капли с члена Рьюзаки и со своих губ, Лайт переместился выше и вплотную приблизил своё лицо к искажённому лицу L.
- О, ты заблуждаешься, Рьюзаки, это ещё не всё!.. – страстно выдохнул он.
- Кира… - одними губами прошептал L.
Лайт в приступе ненависти впился зубами в его нижнюю губу.
- Прекрати повторять это! – глухо прорычал он. – Я не Кира!
Лайт понял, что не может остановиться – его сжигало желание одержать верх, заставить L признать его невиновность. Юноша извернулся и, коленом раздвинув ноги Рьюзаки, подтянул их выше, одновременно яростно целуя его. Руки L скользили по телу Лайта, то нежно лаская кожу, то впиваясь в неё ногтями. В голове Лайта промелькнуло: «Я хочу этого не меньше, чем он…», и юноша медленно вошёл в Рьюзаки. Тот резко выдохнул:
- Боль-но…
Лайт замер, лаская губами его шею, затем снова начал осторожно двигаться. L судорожно закусил губу, сдерживая стон. Тоненькая струйка крови протянулась по подбородку. Лайт слизнул её и осторожно провёл языком по прокушенной губе Рьюзаки. Глаза детектива на мгновение закрылись от наслаждения, но он тут же раскрыл их.
- Шестьдесят процентов, Лайт, - хрипло прошептал он, и юноша от злости и накатившего желания рванулся вперёд, заставляя Рьюзаки издать сдавленный крик боли, но тут же заставил его замолчать, накрыв его губы своими. Руки L вцепились в плечи Лайта, то ли сдерживая его, то ли заставляя двигаться дальше.
Лайт понял, что ещё немного – и он вновь кончит. Но он видел, что Рьюзаки всё ещё испытывает боль, поэтому замедлил движения, а его губы, язык и руки продолжали ласки, пытаясь хоть как-то утишить боль.
- Л-лайт… - выдохнул Рьюзаки.
- Больно?.. – тихо прошептал юноша, проводя губами по его вискам и щекам.
- Пр-родолжай… двигаться… - еле слышно попросил Рьюзаки. Лайт взволнованно выдохнул: эта тихая просьба почти лишила его рассудка, хотелось забыть обо всём и добраться до конца. Но он успел понять, что L не прекратит подозревать его никогда, прежде чем совершил необдуманные действия.
- Ты никогда не признаешь, что я не Кира, не так ли? – то ли спросил, то ли утвердительно сказал он.
- Мне нет причин лгать, Лайт, - прошептал L. – Так что ты прав…
Лайт сделал резкое движение, и Рьюзаки с хриплым возгласом выгнулся дугой, вцепившись в волосы юноши.
- Ты же этого хотел? – прошептал Лайт на ухо Рьюзаки, двигаясь всё быстрее и быстрее. Теперь он не пытался остановиться, его разъедала злость на этого самоуверенного, упрямого детектива, с таким упорством пытающегося обличить его в том, чего он не совершал. Хотелось заставить его страдать от боли ещё сильнее, склонить его, победить.
Лайт перехватил губы Рьюзаки, заглушая его хриплое прерывистое дыхание. Пальцы переплелись, Лайт взглянул в глаза Рьюзаки – искры, бившиеся в них, почти ослепили его, он уже ничего перед собой не видел. Только глаза Рьюзаки, бездонные чёрные провалы. Он сделал последнее движение – и их крики слились в один, а тела словно свело судорогой.
Лайт бессильно упал на тяжело дышащего Рьюзаки. Теперь вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь рваным дыханием и бешеным стуком сердец. Лайт бездумно водил тонкими пальцами по груди и животу Рьюзаки, прислушиваясь к каждому удару сердца. «Я ненавижу тебя… я не хочу, чтобы оно умолкло… ты охотишься за Кирой, подвергая себя опасности… ты думаешь, что я – Кира… а я не хочу, чтобы оно остановилось…»
Лайт перекатился по кровати, устремив взгляд в потолок. Ему никак не удавалось восстановить дыхание, мысли метались бешеными светлячками, то возникая, то исчезая в общем хаосе. Он не сразу заметил, что L вновь пронзает его своим бездонным взглядом.
- Не смотри на меня так…
«Странно, я почти не кричал, но голос сорван…», - мелькнул ещё один светлячок. Лайт прикрыл глаза, и тут же почувствовал на своих губах губы Рьюзаки, странно тёплые и нежные, словно извиняющиеся за что-то.
- Мои сомнения не развеялись, не думай, Лайт, - оторвавшись от него, твёрдо сказал Рьюзаки. – Но сейчас это только тридцать процентов, - ухмыльнулся он.
Лайт недоумевающе посмотрел на него. Внезапно он понял.
- Проклятье! Ты специально сказал это, да? – разъярённо прошипел он.
- О чём это ты? – непонимающе переспросил L.
- «Шестьдесят процентов, Лайт»! Ага, как же! – передразнил его юноша. – И я купился на это, разозлился на тебя! Поверить не могу…
- Ты не прав, Лайт, в тот момент я действительно был уверен в твоей виновности на шестьдесят процентов, - серьёзно сказал Рьюзаки.
- Давай спать, я чертовски устал, - раздражённо проворчал Лайт, отворачиваясь и укрываясь одеялом до подбородка. Ему с трудом удалось сдержать себя, чтобы не врезать L от всей души. Раздражение, казалось бы, оставившее его после всего, что между ними было, вновь вернулось.
Звон цепи, такой привычный звук, чуть было не вывел его из себя.
- Успокоишься ты, наконец? – грубо спросил он, и тут же его плечи обхватили ловкие длинные пальцы, развернув его. – Какого чёрта? – недовольно вскрикнул Лайт. А Рьюзаки, не говоря ни слова, лёг рядом с ним и прижался всем телом, укрывая их обоих многострадальным одеялом.
«Зачем он это делает?» – недоумевающе, но как-то вяло подумал Лайт, но не смог оттолкнуть Рьюзаки. Растрёпанные чёрные волосы разметались по подушке, и Лайт невольно вдохнул их аромат. Внезапно стало тепло и спокойно, захотелось прикрыть глаза.
«Я докажу, что я не Кира… Он поймёт… не может не понять… Я бы ни за что не…» - уже проваливаясь в сон, подумал Лайт. Последнее, что он слышал, - тихое дыхание и еле слышный стук сердца Рьюзаки.

L.

«Я сделал новый шаг, но он не попался в ловушку. Быть может, он и впрямь не помнит, что был Кирой, но проверить это необходимо».
L чувствует некоторое удивление, когда Лайт начинает ласкать его. Не этого он ждёт, хотя… Нет, Кира непременно должен отреагировать, но ТАК?! Однако L сразу же ловит себя на мысли, что, хотя он и знает точно, что перед ним Кира, ему нравится то, что он делает. Какое-то извращённое удовольствие – позволить всемирно известному преступнику делать такие вещи с твоим телом. Да, L пока не доказал вины Лайта, но с собой он честен – никогда в жизни он не был так уверен в своих выводах. Остаётся только выстроить все улики в строгой последовательности и подкрепить их железными аргументами.
Но самое главное – узнать способ убийства. Ради этого L не спал ночами, вслушиваясь в тихое дыхание спящего Лайта, в надежде, что тот начнёт говорить во сне. Но такой привычки у юноши, к сожалению, не обнаружилось.
L очень хорошо помнит, что произошло в камере Лайта на седьмой день его заключения. Будто бы сначала там был один человек, жёсткий, беспринципный, уверенный в себе и безжалостный, а уже через секунду там оказался другой – испуганный, открытый юноша, с волнением в глазах уверяющий, что он никак не может быть Кирой. Это была не игра, там действительно произошло что-то поразительное, и L всё больше уверен в том, что неизведанная сила, позволяющая Кире убивать преступников на огромных расстояниях, оставила его в тот день, чтобы вскоре перейти к кому-то ещё. А вместе с силой, скорее всего, ушли и воспоминания. Если только Лайт не блестящий, гениальный в своём мастерстве актёр, в чём L сомневается.
Так что теперь в задачу L входит и проверка, ежесекундное слежение за Лайтом в поисках чего-то странного, какой-либо эмоции или движения, способного выдать в нём Киру. И пока он не замечает ничего подобного, что заметно раздражает детектива. Однако же это не означает, что Лайт не виновен, а лишь подтверждает, что силу Киры можно передавать от человека к человеку.
Теперь же он видит в глазах Лайта ненависть, но не ту, с которой тот посмотрел на него, когда Мису арестовали. Нет, скорее всего, Лайт злился из-за того, что L твёрдо уверен в его виновности, и теперь старается разубедить его. Всё более настойчивые ласки Лайта заставляют детектива на секунду забыть о своих мыслях, но настороженный взгляд, брошенный юношей, приводит его в чувство.
«Он прекрасно владеет собой, однако же в его глазах нет ни тени былых эмоций, - думает L. – Нет, скорее всего, он ничего не помнит, поэтому и пытается разубедить меня. Но если бы ему это удалось, и через какое-то время он вновь завладел бы силой Киры… Да, вот в чём заключается его план. Всё это он спланировал, чтобы отвлечь меня от себя и Мисы. И новый Кира – просто замена, однако его я тоже должен поймать…»
Мысли детектива лихорадочно бьются, то и дело смешиваясь – он не может полностью отрешиться от столь настойчивых ласк Лайта. Он понимает, что это начинает нравиться ему всё больше и больше. Сосредоточиться почти невозможно, по телу L пробегают судороги наслаждения, он понимает, что в какой-то мере Лайт добился своего. L изо всех сил старается не поддаться эмоциям, однако на какое-то мгновение просто перестаёт быть собой, растворившись в волнах наслаждения. Когда он открывает глаза, тяжело и хрипло дыша, его поражает картина, открывшаяся ему, - обнажённый Лайт, слизывающий со своих губ мерцающие в полумраке капли, а затем медленно приближающийся к нему. Как он делает над собой такое усилие, L не в состоянии понять. Лайт же тихо шепчет ему на ухо слова, от которых детективу становится несколько не по себе, но дикое любопытство заставляет его оставаться на месте. Повинуясь какому-то странному порыву, он решает немного подразнить Лайта, в итоге ему это удаётся с лихвой.
Когда он понимает, чего хочет Лайт, L чуть было не теряет контроль над собой, но сдерживается. Он решает до самого конца проследить за юношей, понять, на что тот способен сейчас, когда так уверен, что не является Кирой.
Боль помогает ему снова сосредоточиться. Как отреагирует Лайт на его слова?
«Замер. Не хочет снова сделать больно. Старается загладить вину. Хм-м…»
Резкое движение заставляет прикусить до крови губу. «А вот это уже странно…» L никогда бы не подумал, что Лайт способен на такую ласку. Ему это отчего-то нравится, но детектив тут же одёргивает себя и решает продолжить игру.
- Шестьдесят процентов, Лайт…
А вот теперь сдержаться не удаётся – слишком уж больно. Однако и крикнуть толком не получается – губы Лайта мешают. Что-то в этом такое, отчего кожа L становится чувствительной и теперь словно огнём горит. «Что ж, признаюсь хоть себе – я тоже хочу его, по крайней мере, сейчас», - мелькает мысль. Словно прочитав её, Лайт замедляет движения и начинает целовать его лицо и шею. Не очень-то отдавая себе отчёт в действиях, L притягивает к себе Лайта.
- Продолжай… двигаться…
L видит, какое действие производят эти слова на юношу, и в нём от этого словно что-то изменяется. Он отдаёт себе отчёт в том, кто перед ним, но вместе с этим страстно желает продолжения.
- Ты никогда не признаешь, что я не Кира…
«Он понимает это. Блестящий ум. Восемьдесят процентов».
Новая волна боли, но на этот раз не такая сильная. Или же… ей что-то мешает. Именно так, теперь он испытывает не только боль… но и наслаждение… Он чувствует это – Лайт перестаёт сдерживаться. «Видимо, я всё же разозлил его». Но детективу становится всё труднее наблюдать за действиями Лайта – его самого снова и снова пронзает почти непереносимый экстаз, и только каким-то чудом ему удаётся сдерживаться, чтобы не потерять себя из-за движений юноши. Лайт целует его, заглушая возгласы, словно пытается контролировать. Нет нужды, он почти выдохся, сейчас это легче лёгкого. На секунду L встречается с тёплым золотом глаз Лайта и понимает, что сейчас они оба…
Свет. Темнота. Лёгкость. Звон во всём теле. Дыхание Лайта на его коже. L чувствует, как бьётся в унисон с его собственным сердце Киры – ни с чем не сравнимое ощущение. «О чём ты сейчас думаешь, Кира?»
Лайт отстраняется, падает на спину и бездумно смотрит в потолок. Затем замечает взгляд L. Вспышка гнева. Как и в прежние времена, но как-то мягче. «Кира…»
- Тридцать процентов…
«Всё-таки я лгу ему… Что ж, это всего лишь игра…»
Недоумение. А затем… L испытывает некоторое удивление – Лайт не пытается ударить его, хотя в его глазах столько ненависти. Следующие слова юноши вновь зарождают сомнение в детективе. «Специально?.. Кажется, он думает, что я использовал его… Я в тупике…»
- … я чертовски устал. – Лайт раздражённо отворачивается, пытаясь скрыться от взгляда L под одеялом.
«О чём он думает? Нельзя позволить ему прятаться сейчас – нужно понять его эмоции… Ах да, вот что может его отвлечь!»
Металлический звон. Они скованы уже довольно давно, и сейчас цепь должна вывести его из себя. В точку. «Лайт-кун в бешенстве».
L решительно стаскивает одеяло с Лайта и поворачивает его к себе. На лице юноши всё ещё гримаса раздражения, а в глазах – удивление вперемешку со злостью. L не обращает внимания на реплики Лайта, у него иная цель – понять, насколько далеко может зайти тот в гневе.
Он слышит напряжённый вздох Лайта, а потом чувствует голову юноши на подушке рядом с собой. Чуть повернувшись, L видит, как глаза Лайта закрываются и дыхание постепенно становится тихим и размеренным.
«Засыпает?.. Я в тупике… Кажется, ты выиграл этот раунд, Кира…»

@темы: NC-17

---

Драбблы

[Рентс]

Драбблы по Death Note
Переводчик: Рентс
Фэндом: Death Note
Пейринги: Мелло/Ниа, Джованни/Ниа, Лайт/L + Миками
Рейтинг: G – PG-13
Жанр: angst, romance, humor
Дисклеймер: от прав отказываюсь
Предупреждения: OOC, упоминание насилия и, что страшнее - фильма «Сумерки»
Разрешения на перевод нет.

Драбблы

@темы: Переводы, Драбблы, PG, G, PG-13

---

Последняя свобода

[Рентс]

здравствуйте.

Название: Последняя свобода
Автор: crematosis
Переводчик: Рентс
Фэндом: Death Note
Пейринг: Лайт/L
Рейтинг: R
Жанр: angst, AU
Размер: мини
Дисклеймер: от прав отказываюсь
Предупреждения: насилие
Ссылка на оригинал: fanfiction.net
Разрешения на перевод нет.

Последняя свобода

если фанфик необходимо выкладывать именно в сообществе - скажите, я исправлюсь. просто в правилах об этом, насколько я помню, ни слова.

@темы: R

---

«Going to Marrakesh» 8/14

[Jyalika]

Название: «Going to Marrakesh»
Автор: Edmondia Dantes
Переводчик: Jyalika
Бет: Убили.
Рейтинг: Сломался. Детей к экрану не подпускать.
Пэйринг: Лайт/L
Жанр: романс, драма, АУ
Размер: миди 8/14
Краткое содержание: Это неправильно и вообще аморально — пытаться убить что-то дважды.
Начало: http://diary.ru/~jyalika/p105121223.htm
Разрешение на перевод: запрос отправлен.
Размещение: только с моего разрешения
Оригинал: http://www.fanfiction.net/s/5027269/1/Going_to_Marrakesh
Дисклаймер: не мое, ничего не воровал, никому не предлагал и ни за что не привлекался!
Предупреждения:ЯОЙ! Текст — сплошная психоделика, POV Лайта, так что раскрываются все страшные тайны его больного гения, правила пунктуации сбежали в Америку, и концентрация «И» на абзац превышает предельно допустимую норму в несколько десятков раз. Вывод: читайте, люди, на свой страх и риск, но могу с уверенностью вам сказать, что вероятность достижения творческой нирваны и морального экстаза по окончанию прочтения — 79.5%!

— — -
Фарфор
— — -

Из них всех Миса самая внимательная и понимает намного больше других. Она хмурится, обиженно дует губы, раздраженно шипит, и липнет, и сердится, и огрызается, но никогда не упрекает Лайта, что бы он ни сделал, и временами ему кажется, что он должен чувствовать себя хоть немного виноватым. Но Лайт никогда не умел сочувствовать, так что загадочное слово вина так и остается для него пустым звуком. Иногда он задается вопросом — зачем они все это делают, зачем пытаются спасти тупое бесполезное стадо. И уверенность в том, что все его старания хоть что-то значат придает только звон китайского сервиза, да брызги теплого чая, да тихое дыхание жизни в мире, затуманенном несбыточными снами, и страхом, и предвкушением, и неизбежностью.

«Я отмерил себе жизни кофейной ложкой», — цитирует он одним унылым дождливым вечером, задумчиво разглядывая монстроподобный тортик поверх стопок с отчетами. Тортик этот — мечта диабетика и самый страшный ночной кошмар профессиональной модели, и он медленно истекает кремом и сгущенкой, и отец обменивается взволнованными взглядами с Айзавой.

Несколько долгих минут Лайт лениво играет с мыслью, что это L сделал его таким бессердечным ублюдком, разрушив маску идеального сына и лучшего студента страны. Но идеалы современного общества уже давно перестали быть ему привлекательны — стадо, шепчет что-то внутри, что-то темное, мягкое и опасное, и Лайт безжалостно давит эту мысль, прежде чем она успеет окончательно сформироваться — и чем сильнее он отдаляется от общества, тем меньше оно его волнует. Они не такие, как я, и я не такой, как они.

«В Морских Палатах», — соглашается L, кидая быстрый взгляд на бушующий яростный шторм за окном.

«…я не могу представить на Мисе водоросли», — усмехается Лайт, переходя на английский. «А уж обсуждать с ней Микеланджело — вообще абсурд».

L проводит пальцем по губам, стирая с них легкую улыбку. «А я могу».

Лайт в приступе неожиданного ребячества кидается в него пончиком, но L его ловко ловит кончиками пальцев и вопросительно изгибает бровь. «Хватит уже пускать слюни на мою девушку, Рюузаки».

«Это всего лишь предположение, Лайт-кун. Миса-Миса очень гордится своим профессионализмом, вполне возможно, что она знакома с одной из его самых знаменитых работ».

Этим вечером Лайт около часа за ней наблюдает, черное на красном и яркие, яркие волосы, она листает глянцевый журнал и теребит ошейник с тяжелым крестом — но кто из них кто, Миса-Миса-Киро-Миса, и в его пальцах прописалась мелкая дрожь, потому что бесконечные наслоения лжи громоздятся на лжи, и на лжи, и снова на лжи, и где-то глубоко внутри Лайт четко знает, что это его вина, но это не может быть правдой, потому что, не будь мир таким отвратительным местом, он бы не стал…и мысль уходит, утекает сквозь сети из шелка и удушающей тьмы.

Лайт просыпается в безмолвное, глубоководное утро и долго смотрит на своего соседа по кровати, что свернулся под боком, мятый и взъерошенный. Холодное солнце сочится сквозь шторы, лаская неестественно-бледное горло, и Лайта оглушает осознание того, что L — Рюузаки — кажется сейчас совсем человеком.

Он ошеломленно выдыхает, не отводя взгляда, пытаясь привести в порядок бессвязную путаницу мыслей. «Черт подери».

А потом осторожно укладывается рядом, обнимает его за талию и он слишком худой неужели это я виноват это я или это он или это мы? и просто лежит так около часа, потому что L скоро умрет, его добьет либо расследование, либо сам Лайт — мы сделали это мы делаем это даже если его поймают мы бежим слишком быстро и единственный способ остановиться это — и впервые смерть — это больше, чем естественный исход неизлечимой болезни по имени жизнь, больше, чем смутный шепот неизведанного или ежедневная жестокая реальность. Это трагедия, и Лайт знает, что потом времени достойно оплакать потерю уже не будет.

«Я не стану тебя оплакивать», — шепчет ему L несколько дней спустя, и мир залит до краев, переполнен солнечным светом, и в этом буйстве бешеных красок L блекнет, и тени под его глазами кажутся глубже. «Я не стану тебя оплакивать, так что не грусти».

«Я прекрасно понимаю, что это неизбежно, но все равно не могу…взять и перестать чувствовать», — Лайт отводит глаза, ощущая себя полным идиотом и смутно стыдясь своей неспособности выразиться искренне тот единственный раз, когда это действительно важно. «Как ты можешь…?»

Пальцы в его волосах, они скользят по его щеке, касаются губ, и, даже если это слабость, он все равно тянется вслед за ними. «Какой же ты идеалист», — упрекает L мягко, но слова его жалят, — «…если тебе от этого станет легче, то ты умрешь по моей вине».

Лайт с трудом проглатывает тяжелый холодный комок, даже не пытаясь растягивать губы в фальшивых улыбках, потому что сейчас они только вдвоем, и он серьезен, как никогда, и… «Я рад», — сдавленно, тихо, немного печально и очень честно. «А…ты?»

«Я от Киры меньшего и не жду», — отвечает L, и Лайт его бьет, со всей дури, с размаху по почкам, и Лайт ненавидит страшной, черной ненавистью ту часть себя, которая тайно ликует да и мой и я убью тебя первым, ублюдок и смеется и смеется и смеется. Было ли всему виной его отвращение к самому себе или же его отвращение к L, но в результате Лайт проигрывает драку кофейному столику, и запястье растянуто, и пол усеян осколками, и совершенно бесполезный детектив потирает свои собственные синяки на другой стороне цепи.

«Мы должны умереть друг у друга в объятиях», — мечтательно заявляет Лайт через какое-то время. «Ты, я и Миса, в одной куче, а остальные пусть потом за нами разгребают».

«Как безответственно и мелодраматично», — хладнокровно комментирует L.

«Но тебе это нравится», - иронично хмыкает он и получает в ответ легкую, едва заметную улыбку.

(Прим. Переводчика: я полчаса проторчала на сайте Микеланджело и никаких «Морских Палат» там нет, так что это либо авторская фантазия делает кульбиты, либо я чего-то очень сильно не понимаю. Если они все-таки существуют, скажем, с другим названием, то очень прошу меня на эту тему просветить.)))

@темы: Переводы, R

---

«Going to Marrakesh» 7/14

[Jyalika]

Название: «Going to Marrakesh»
Автор: Edmondia Dantes
Переводчик: Jyalika
Бет: Убили.
Рейтинг: Сломался. Детей к экрану не подпускать.
Пэйринг: Лайт/L
Жанр: романс, драма, АУ
Размер: миди 7/14
Краткое содержание: Это неправильно и вообще аморально — пытаться убить что-то дважды.
Начало: http://diary.ru/~jyalika/p105121223.htm
Разрешение на перевод: запрос отправлен.
Размещение: только с моего разрешения
Оригинал: http://www.fanfiction.net/s/5027269/1/Going_to_Marrakesh
Дисклаймер: не мое, ничего не воровал, никому не предлагал и ни за что не привлекался!
Предупреждения:ЯОЙ! Текст — сплошная психоделика, POV Лайта, так что раскрываются все страшные тайны его больного гения, правила пунктуации сбежали в Америку, и концентрация «И» на абзац превышает предельно допустимую норму в несколько десятков раз. Вывод: читайте, люди, на свой страх и риск, но могу с уверенностью вам сказать, что вероятность достижения творческой нирваны и морального экстаза по окончанию прочтения — 79.5%!

— — -
Безмятежность
— — -

Больше всего ему нравится ночь, когда границы реальности размыты и цвета смазаны. Гораздо удобней шептать страшную правду вплотную, в удушливой неподвижности их отельного номера, нежели обмениваться кошмарами о медленно растущем безумии под жестоким светом флуоресцентных ламп, и экранов компьютеров, и полных молчаливого ожидания лиц, разыгрывая спектакль для глупой, глупой команды. Лайт прекрасно знает, как нужно двигаться в этом танце, но он устал, и весь этот блеск, и заплеванный глянец, и бессонные ночь за днем, день за ночью, и как бы ему ни хотелось скользнуть к L — нет, к Рюузаки, — на колени и там уютно свернуться, нормы морали диктуют ему, что нельзя, и он слушает.

Ты не увидишь моей слабости, говорит себе Лайт. И L снова занимается публичной любовью с ложкой от тортика, медленно, чувственно слизывает с пальцев тягучий сироп, и Лайт решительно отворачивается, усмиряя собственное воображение.

Тем более, что L наверняка его оттолкнет, поддайся Лайт на провокацию. Он не уверен в этом на все сто, но не готов рисковать. Потому что хуже сценария, в котором Лайт прямо перед отцом и его коллегами жмется к другому парню, может быть только сценарий, где он в итоге получает пяткой в глаз от объекта своей привязанности. L, быть может, и не воспринимает концепцию личного пространства, но ему так же неведомы правила приличия, и он не почувствует вины, намеренно поставив Лайта в неловкое положение.

Он знает, что такое бесконечная усталость, когда тело работает на автопилоте, а мозг постепенно отключается от хронической нехватки сна и, как всегда, во всем виноват L.

Иногда они разговаривают. Лайт лежит, растянувшись на кровати, запутывая пальцы в клубке его волос, сминая рубашку, чувственно и низко, рисует руками-губами узоры на его теле, и бедрах, и ниже, и ниже. Этой ночью будут горько-сладкие поцелуи с привкусом чая и синтетического сахара, и мягкие, деликатные прикосновения кончиками пальцев по нежной коже, и легкая дрожь, тяжелое дыхание, возбужденный румянец, и наступит утро, а он за всю ночь так ни разу и не заснул. И только несколько часов спустя, усталый, рассеянный, Лайт понимает, что тортик и неловкие улыбки — в честь дня его рождения. Ему не нравится вся эта суета, и через пару часов они вдвоем просто сбегают, хлопают дверью, съезжают на пол, переплетаясь руками-ногами, целуются медленно, мокро и жадно.

«Пожалуйста?» — шепчет он ему в губы, безуспешно пытаясь отдышаться, и это не просьба и не мольба, это просто слово, гарантия успешных переговоров, и улыбка на лице L восхитительно опасна.

На следующий день они стирают запись с камер наблюдения и никогда больше не поднимают эту тему в разговоре, но, глядя на завитки темных волос у основания бледного горла и плавную линию шеи, Лайт все равно вспоминает.

Как-то раз, закопавшись в бесчисленных стопках с файлами и бумагами, и обрывками блокнотных листов, и письмами, он задумчиво хмурится, а потом поднимает взгляд и тянется к теплу, и аккуратно берет L за подбородок, приближая к себе. «Мне понравилось» — говорит он тихо, шепотом, чтобы больше никто не услышал, а потом целует его в щеку. И поцелуй этот сладок, как Миса, и полон той же нездоровой одержимостью. «Спасибо».

L дергает уголком губ в намеке на улыбку. «Лайт-кун кого угодно очарует».

Лайт недовольно хмурится. «Ты ведь, на самом деле, думаешь, что я серийный убийца с манией величия», — подчеркивает он, — «и что под мое обаяние попадают только полные идиоты». А ты не идиот, не говорит он вслух. Но ты все равно неправ.

«Знаю», — кивает L, встречаясь с ним безмятежным взглядом, и подносит осторожно захваченную за самый краешек чашку горячего чая к губам. «Серийные убийцы тоже могут быть очаровательны».

Лайт изо всех сил подавляет желание издевательски рассмеяться над абсурдностью этой фразы и провожает глазами девятый по счету сахарный кубик на верную смерть. В конце концов, Лайт не выдерживает и, смахивая папки с файлами в сторону, перегибается через столик и целует его в губы, аккуратно, мягко, шепча «придурок» между одним прикосновением и другим.

«Верно», — с готовностью соглашается L. «Такой же, как и ты».

Лайт фыркает, устраиваясь на новом месте поудобнее и вполне намеренно впиваясь локтем ему в почку. «Вот же глупость какая. Я хочу», — выдыхает он тихо, с непонятной обидой в голосе. «Это, между прочим, не самое приятное чувство. Скажи, ты ведь все так и спланировал?»

«Подозревал и предполагал, но не планировал». Его обвивают бледные руки, тонкие пальцы скользят по чувствительной коже запястья. «Вероятность того, что тебе будет интересней доказать мне свое превосходство в интеллектуальном плане, а не в физическом, была восемьдесят три процента. Надеюсь, хоть это не изменилось?»

«Конечно нет, я все так же хочу победить», — отвечает он твердо, прекрасно зная, что без этой цели они оба будут разбиты. «Хочу доказать, что я прав, а ты — ошибаешься».

«А чем ты хочешь заняться после, Лайт-кун?» Кончики пальцев у L покрыты мозолями, они полосуют вены на его коже, с каждым движением пробираясь ближе к сердцу. Что это, откровенная угроза или неловкая, неправильная нежность? «Вернешься в школу, поступишь в полицию?»

Лайт хмыкает. «Зачем задавать вопрос, если и так уже знаешь на него ответ?» Мы оба понимаем, что у нас нет будущего — так во что мы играем на этот раз?

«И все равно, ответь».

«Зачем?»

L целует его, глубоко и медленно и жадно, и не отпускает, пока Лайт не распластан на спинке кресла, и руки запутаны в его волосах, и мятая одежда, и мягкие, ритмичные толчки, и чье-то колено между чьих-то коленей. Лайт выгибается сильнее, бесстыже наслаждаясь пульсацией, и теплом, и еле-слышными стонами, и прижимается ближе. «Я уеду с тобой», — выводит Лайт губами на его шее, — «и ты меня возьмешь, потому что я полезный и просто тебе нравлюсь».

«Хмм», — скептически тянет L, и Лайт его снова целует, мокро и сладко.

«Но ведь это правда», — шепчет он. «Мы просто обязаны выиграть, ведь вместе мы почти совершенны».

«Ты бредишь совершенством», — горячее дыхание L обжигает ему кожу. «Но я сломаю твою мечту, Кира, чего бы мне это не стоило».

Он закрывает глаза и проводит ладонями по его спине, поднимая рубашку, впиваясь пальцами в бледную, бледную кожу. «Совершенства не бывает», — лжет Лайт в ответ. «Мы оба это знаем, и я не Кира».

«Но ты хочешь им быть», — говорит L, отодвигаясь назад, и пару бесконечных секунд аккуратно, звено за звеном, обматывает цепью их переплетенные пальцы.

Лайт неглубоко вздыхает, позволяя L творить с цепью все, что тому вздумается. «Я хочу улучшить мир, но не стану ради этого убивать…какая бы сила у Киры ни была…я не стал бы..» Не стал бы, думает он, прекрасно понимая, что это лишь наполовину правда.

«Больше нет», — шепчет L, и если закрыть глаза, то можно представить, что эти странные нотки в его голосе — нежность, и Лайт тянет его вниз, затыкая все протесты поцелуем.

«Человечество прогнило насквозь», — сообщает Лайт, когда снова может дышать. «Даже с Кирой, они все равно убивают, все равно воруют, все равно насилуют…если бы только был другой путь уничтожить преступность…»

«Это никогда не изменится», — говорит ему L. «Ничто никогда не меняется».

Еще один шаг, еще один поворот, еще одно «па» в их нескончаемом танце, и это правда, потому что, даже если они не умрут сегодня, то они, скорее всего, умрут завтра, или через неделю, все так же танцуя. Это не любовь, но ему нравятся поцелуи, и ласки, и секс, и внимание, даже если каждое прикосновение, в действительности — лишь попытка выбить признание, и каждый его поцелуй в ответ — это встречный ход с подтекстом «я невиновен это не я не делал не стал бы ты ошибаешься», и легкая сладость верхнего слоя едва прикрывает гнилое нутро.

Это самая захватывающая на свете игра, и Лайт никогда раньше не ощущал себя таким живым. Наверное, так чувствуют себя пьяные, или глупые, или влюбленные, но им обоим плевать на любовь, а физическое влечение и нездоровое любопытство объединяются в то, что никогда не было и никогда не станет романом.

@темы: Переводы, R

---

«Going to Marrakesh» 6/14

[Jyalika]

Название: «Going to Marrakesh»
Автор: Edmondia Dantes
Переводчик: Jyalika
Бет: Убили.
Рейтинг: Сломался. Детей к экрану не подпускать.
Пэйринг: Лайт/L
Жанр: романс, драма, АУ
Размер: миди 6/14
Краткое содержание: Это неправильно и вообще аморально — пытаться убить что-то дважды.
Разрешение на перевод: запрос отправлен.
Размещение: только с моего разрешения
Оригинал: http://www.fanfiction.net/s/5027269/1/Going_to_Marrakesh
Дисклаймер: не мое, ничего не воровал, никому не предлагал и ни за что не привлекался!
Предупреждения:ЯОЙ! Текст — сплошная психоделика, POV Лайта, так что раскрываются все страшные тайны его больного гения, правила пунктуации сбежали в Америку, и концентрация «И» на абзац превышает предельно допустимую норму в несколько десятков раз. Вывод: читайте, люди, на свой страх и риск, но могу с уверенностью вам сказать, что вероятность достижения творческой нирваны и морального экстаза по окончанию прочтения — 79.5%!

— — -
Роман
— — -

И снова очередная бессонная ночь залита неоновым светом, и он придвигается ближе, шепчет: «Ты меня совсем испортил». L только улыбается в ответ, ведь Лайт и так был испорчен, с самого начала, но об этом знают только они двое. И это самая лучшая на свете игра, потому что он еще никогда раньше не чувствовал себя таким живым, и когда он говорит «я люблю тебя до смерти» они оба понимают, что это не ложь, но и не правда, потому что единственная правда, которая имеет значение, никогда не будет сказана вслух.

Неделя идет за неделей, за днем идет ночь, и Лайт утыкается носом L в шею, выдыхает: «Я хочу я хочу я хочу дай мне то чего я хочу», и, возможно, L в ответ его поцелует, глубоко, медленно, чувственно, и это похоже на сон или смерть, но Лайту плевать. Это новый поворот их бесконечной игры, и он с каким-то детским нетерпением предвкушает каждое новое «па». Потому что погоня за Кирой дает ему смысл жизни, а L — делает ее интересной.

В странной, отвлеченной манере Лайт задается вопросом, не это ли есть счастье, и не оттого ли отец в последнее время избегает встречаться с ним взглядом. Ведь он, по большому счету, ничуть не изменился — но L вскрывает его преграды одну за другой, методично, упорно, и Лайтом всегда будут восхищаться, но отец желал для своего сына совсем другое будущее, и до последнего времени он даже не догадывался, насколько ненавидит все это.

Сойчиро во всем винит себя и Рюузаки, но L виновен лишь в том, что потянул за нужную нить, расплетая барьеры, жестоко и нежно. И, быть может, не следи за ними столько глаз, это стало бы их маленькой интимной тайной, как у настоящих любовников, но глаза наблюдают, и у них не роман, а соперничество, и Лайт не из тех, кто сдается без боя, он снова и снова надевает новые маски, только для того, чтобы L их снова сорвал. Капля за каплей, сквозь каждую новую трещину, Лайт истекает тайными истинами, медленно, постепенно, неумолимо. И с каждым новым откровением все громче становиться шепот: я бы сказал, шесть процентов, Ягами-кун, но мы с тобой и так знаем правду и его зубы с силой сжаты, уши закрыты руками, глаза плотно зажмурены, потому что я не знаю я не знаю может быть может быть может быть почему я не знаю почему я не помню я должен это знать обязан я должен –

Я не хочу быть убийцей.

Лайт хочет поймать Киру и доказать, что L тоже может ошибаться, он хочет выйти победителем в их игре и забрать свою свободу обратно, но он отказывается думать о том, что будет дальше. L хладнокровен, он, не моргнув и глазом, готов жертвовать чужими жизнями во имя правосудия, L равнодушен, его самая сильная страсть едва задевает верхний слой ледяного спокойствия, L первым сказал эти важные слова, но Лайт прекрасно понимает, кто в их отношениях чей друг, и он не хочет его отпускать.

Оба они — эгоистичные, себялюбивые, ненасытные дети. Может, именно поэтому ни Лайт, ни L ничего не имеют против Мисы, вместе с ее пластиковым блеском и кровавыми рассветами, и она тоже ребенок, что держит свои игрушки крепко, руками, зубами, когтями, она оплетает их обоих невидимыми силками и медленно душит в своих объятиях. И Миса все отлично понимает, ведь, не смотря на картинное легкомыслие, она совсем не дура, и пусть никто из команды не воспринимает ее всерьез, они так же не имеют ни малейшего представления, какие страшные истины скрыты в ее глубинах.

Лайт знает, что ни сам он, ни L, не способны ее полюбить — я должен быть сильнее этого но вместе мы безупречны и он точно псих черт возьми я ведь знаю что сильнее этого — но Миса любит их обоих, и они этим довольны, потому что довольна она. Они знают, что так неправильно, и все равно используют ее направо и налево, и хорошие люди так не поступают, а Лайт всю жизнь притворялся хорошим, но он слишком умен для необоснованной веры в бескорыстное. Миса, впрочем, тоже их использует, по-своему — ради нее Лайт послушно играет роль внимательного бойфренда, ради нее L публично впадает в детство, и, кажется, Миса счастлива.

Однажды он додумался спросить, неужели ей не больно, и она падает на диван между ними двумя и рисует узоры на их телах, сквозь одежду и кожу, своими длинными, покрытыми черным лаком, когтями. И они не жалуются, потому что мораль, когда надо — весьма податлива и, в общем и целом, бессмысленна, а у них, особенно у них, нет никакого права ее критиковать.

«Мне и так хорошо», — шепчет она, отбрасывая на короткое мгновение все свои запасные «я» ради любимого человека, ради бесконечного стресса и усталой надежды, и взрывоопасной смеси нечеловеческого упрямства с нездоровой одержимостью, которую они друг от друга даже не пытаются скрывать, играя на публику в красивые отношения. «Рюузаки извращенец, и мы никогда-никогда не поймаем Киру, и мы так счастливы сейчас, правда?»

Лайт прижимается щекой к ее волосам и думает, что, в каком-то смысле, Миса заслуживает жалости, и что она влюбилась слишком сильно, слишком быстро, и что ей было бы лучше с кем-то другим, но никто другой ей не нужен, так есть ли смысл гадать?

И он, честно говоря, совсем не против, во всем виновато одиночество и растущее понимание того, что его неуравновешенный гений уже заражен вирусом безумия, и эти двое, в отличие от всего остального мира, хоть немного на него похожи. Кого-то другого эта мысль бы выбила из колеи — но Лайт находит странное утешение, убеждая себя, что их соперничество с L будет продолжаться вечно, и Миса тоже всегда будет рядом, просто потому, что других вариантов для нее попросту не существует.

Иногда он ненавидит Киру за ее фанатизм, иногда он ненавидит себя самого по той же самой причине, но время от времени тишина ему шепчет она одна из нас она убьет нас обоих и не пожалеет об этом она сладкая, мягкая, милая — в отличии от меня и него, и я никогда не смогу ее полюбить но она уже является частью нашей игры и у нее одной мотивы сравнительно бескорыстны…

И это тоже нормально, потому что с ними тремя не все в порядке и никогда не будет, но, по крайней мере, они все еще живы. Это не продлится долго и закончится, скорее всего, двойным-тройным-убийством-самоубийством, но где-то глубоко внутри Лайт и так знает, что они втроем никогда не постареют.

Мисе нравится, когда они целуют ее в нос или в щеку, потому что в такие моменты он не врет, но еще больше ей нравится, когда Лайт, как и положено хорошему бойфренду, покорно целует ее в губы. Эти поцелуи совсем мягкие, сладкие и невинные, со вкусом помады, и он думает, что это все-таки не помада, а медленно действующий яд, и размышляет над тем, кто из них сошел с ума первым — он или, все-таки, она. Но это необходимо, и Лайт делает то, что должен, и это не так уж и неприятно, внимание и чужая любовь, и даже если Лайта иногда напрягает, что его откровенно используют, он знает законы таких сделок.

Лайту нравится, что она принимает его ложь за свою правду, даже зная наверняка, что он ей солгал.

@темы: Переводы, R

---

[БЕРЭЛЭ МУШКА]

Название: Квинтэссенция бoли
Автор: Kwinta
Бета: Наун. Если есть желание - пожалуйста.
Персонажи/Пейринг: Эл, Лайт, намёк на Эл/Лайт, жирный и предупредительный.
Рейтинг: G (General)
Жанр: частично Vignette, в конце - действие.
Состояние: закончен, но возможно продолжение истории.
Дисклеймер: все герои и их тараканы (особенно) не мои, как и мир. Прав на исходник идеи не имею, права на тетрадь жизни - вполне-е-е (спойлер, зараза, затесался ;3).
Предупреждение: в странном стиле, но небольшое. Никаких угроз, ворингов или прочего. Возможно, оригинальная трактовка событий (но я с обоснуем под мышкой). Относиться к тексту серьёзно не стоит, он не содержит никаких преднамеренных оскорблений или же на то намёков, и носит чисто риторический характер. Что прикипело и накипело успешно выкипело. ООС - понятия не имею, есть ли, мнение на совесть читателей. Я уже предупредила о трактовке.
От автора: прошу прочесть и откритиковать, если на то есть желание, т.к. времени на это много не уйдёт. Не поверите, это моя первая работа в фэндоме Death Note, которую я оглашаю. Прошу относиться к ней с осторожностью и тактом из соображений фикрайтерской солидарности.

прочесть дым

ПУТАНИЦА

Они рухнули на пол вместе. Руки крепко сжимали безвольное, обезоруженное полной атрофией тело. Почти удалось смягчить чудовищно короткое падение. Изменить что-то – уже вряд ли…
Ты помнишь несвойственный оттиск потрясения… ужаса…отсутствия маски на лице до того, как стремительно рванул наперерез падению? Интересно, какое взвывшее чувство тебя толкнуло?
Что ты чувствовал? Триум-ф?
Насколько вообще может быть омерзительна воля случая, без мотивов и оправданий, единым вздохом и предпоследним ударом сердца утянувшая детектива из логики в абсурдную – абсурдную! - долю секунды смерти у тебя на руках.
И насколько безумна…

Мгновение, стремительная рокировка сознания. Слишком рано, ты ещё не успел ухватиться за верный ответ, и серьёзный умный Лайт безмолвно умер вместе со своим лучшим другом… кавычки… может быть, к месту.

Дело в том, что - ты проиграл. Так и не узнал его имени. Не ты вписал в тетрадь заветное и роковое сочетание букв, а впрочем… это сочетание уже никто не узнает. С тебя хватит Эл, первой буквы собственного имени.
Хотя теперь это уже и не твоё имя с тем полноправием…
…Кира.

КВИНТЭССЕНЦИЯ

Удивление, смущение, раздражение – всё это было непоказным и неподдельным, на что вынуждал хлещущий с неба дождь, ведь едва ли на такое был способен сам детектив. Совсем чуть-чуть, самую малость, и ты бы смог понять всё, что истерзано призмой помешательства, но всё же существует, отчаянно пульсируя жизнью. Дичайшая привязанность к единственному и единственного человека, сблизившегося с тобой. Заклятого человека. Почти врага, почти друга. И даже немного ближе.
Ты смотрел ему в спину во время короткого телефонного разговора, всё ещё затаив дыхание. Всё-таки зачарованный, даже через какое-то время не успевший оправиться. В этом единственное ваше отличие... Твоего двуличия и его ренгенного, колдовского взгляда. Твой - заколдует лишь не ожидающих подвоха людей, которых можно назвать наивными, да юных девушек, начинающих богинь с затмившим белый свет самомнением. Его же смог и тебя. Та самая пружина, заставившая броситься к валящемуся со стула телу. Не смейся, Лайт - почему нет? К тому же твой смех так безумен.
Тот день... первый день настоящего сближения, настоящего.
День его смерти.

Боги смерти не должны вмешиваться в монохромность этого мира, ни за что не должны. Всё началось со скуки? Уж Ягами нашёл бы себе применение, уничтожив её напару с Эл в одном отделе… Без сторон баррикад, с иным родом притяжения – кто знает, чёрт побери, кто теперь знает!
Но запомни, Кира, запомни это лицо. Отражение, перевернувшееся в выпуклом стекле случаев и случайностей, раскидавших вас в разные стороны. Пугающе красивое лицо, когда веки опускаются последним в этом спектакле занавесом, за которым следует сумасшедшая темнота гибели.
Аншлаг. Один из вас проиграл, свою жизнь проиграл, чтобы в конце концов всё равно выиграть.

ЧЕСТНОСТЬ

Возможно, Кира отступил впервые за долгое время именно там, на лестнице, в обличительных лучах потемневшего солнца. Они обнажили всё. Они смешались с кровью, расчертившей неподвижное тело. Перед смертью нет надобности быть безумным. Мир темнеет и рушится, хотя нет, это всего лишь лёгкий порыв ветра, пошевеливший слипшиеся пряди волос. И ты видишь Эл, стоящего где-то неподалёку в своей традиционной позе.
Это совсем не удивительно перед смертью…
…Здравствуй?..

ЭПИЛОГ

Рюзаки стоял, подпирая стену, всем своим видом показывая, что это невероятно важное занятие. Та холодила лопатки, и надёжной опорой не казалась. Незримое другим присутствие позади постоянно нервировало, но лицо юноши не сменило своего выражения.
За его спиной мерно покачивалось на белоснежных крыльях странного вида создание, схожее с человеком. С повязкой на лице, длинными рыжими волосами. Белейшей чистоты цвет одежды, очертания фигуры казались по-женски прекрасными, а сама фигура совершенно не напоминала Бога смерти, хотя определённо имела отношение к божественному архетипу.
Если оценить ситуацию со стороны, может показаться, что чёрноволосый парень смотрит в пустоту, сквозь лежащего на лестнице. Обманчивое впечатление незнакомого с детективом человека…
Зашуршала тихо ткань о ткань. Эл неторопливо вытащил из кармана руку, в которой была зажата малозаметная серая тетрадь. Надпись на ней гласила – «Life Note». В переводе с английского…
- Ну что, Лайт-кун, - негромко произнёс юноша. Интонация ему не изменила. – Мне записать тебя в тетрадь жизни?..
Его губы тронула лёгкая, едва заметная улыбка. Волосы трепал ветер, хотя куда уже. Ссутулившаяся фигура смотрелась одиноким маяком посреди почти пустынного места.
Неспешное движение рукой, и маленькая тетрадка раскрылась на первой странице, где уже была сделана одна запись. Улыбка стала ещё шире, не теряя ни доли своей беспечности.
Здравствуй, Лайт.

@темы: Kwinta, Драбблы, G

---

«Going to Marrakesh» 5/14

[Jyalika]

Название: «Going to Marrakesh»
Автор: Edmondia Dantes
Переводчик: Jyalika
Бет: Убили.
Рейтинг: Сломался. Детей к экрану не подпускать.
Пара: Лайт/L
Жанр: романс, драма, АУ

Размер: миди 5/14
Краткое содержание: Это неправильно и вообще аморально — пытаться убить что-то дважды.

Разрешение на перевод: запрос отправлен.

Размещение: только с моего разрешения

Оригинал http://www.fanfiction.net/s/5027269/1/Going_to_Marrakesh

Дисклаймер: не мое, ничего не воровал, никому не предлагал и ни за что не привлекался!
Предупреждения:ЯОЙ! Текст — сплошная психоделика, POV Лайта, так что раскрываются все страшные тайны его больного гения, правила пунктуации сбежали в Америку и концентрация «И» на абзац превышает предельно допустимую норму в несколько десятков раз. Вывод: читайте, люди, на свой страх и риск, но могу с уверенностью вам сказать, что вероятность достижения творческой нирваны и морального экстаза по окончанию прочтения — 79.5%!

(Прим.пер. Варнинг: жесткий психотреш в этой главе — а вы когда-нибудь пробовали записать свои полусформировавшиеся мысли с температурой в сорок градусов?)

— — -

Лихорадочные Сны

— — -

 

Ему холодно. Ему жарко. Одеяло совсем неудобное, и простыня неприятно липнет к коже, и он смотрит в потолок уже так долго, что, кажется, потолок начинает смотреть на него. В груди пульсирует тугой комок боли, нос забит так, что совершенно невозможно дышать, и, в каком-то отдаленном, абстрактном смысле, Лайт скучает по матери. По крайней мере, она бы о нем позаботилась. Или, хотя бы, врача позвала. Убил бы за пару таблеток аспирина! думает Лайт, уныло потирая свежие синяки на груди. Он не совсем еще идиот, и в таком состоянии драться— весьма извращенный способ покончить с жизнью, но L слишком хорошо знает, как вывести его из себя.

 

Чтоб ты сдох, скотина лохматая.

 

На такой высоте звуки улицы сливаются в один монотонный гул, но ядовитый неон ночного города беспощадно разъедает спокойные, мягкие тени, и это довольно жутко, в стиле дешевого фильма ужасов, и мир залит голубой гуашью, и кондиционер тихо гудит, и неровный стук собственного сердца в ушах — оглушает. В этой больной реальности звенья цепи — это серебристая удавка, интимно обвитая вокруг его горла, пережатая кольцами на запястьях, и на другом ее конце сидит ленивый кукловод, двигает своими бледными пальцами, капает своей бледной кровью на стерильный паркет.

 

Лайт закрывает глаза, а потом снова открывает, но иллюзия никуда не уходит и, когда он с трудом поднимает свое тяжелое тело, шорох простыни неестественно громок в этой не-совсем-тишине. Он принял окончательное решение, думает Лайт, и не важно, если это решение разрушит, разобьет на куски их настоящее, он и так измучен, обеспокоен и, быть может, слегка безумен, и точно знает, что в их маленьком мире для двоих вторых шансов не было, нет, и никогда не будет.

 

Существо на другой стороне кровати может быть как мраморной статуей, так и шедевром абстракционизма, и, когда его глаза прикрыты, а лицо расслабленно, L — всего лишь сочетание черных и белых мазков на серебряном фоне. Красивый, думает Лайт, красивый, потому что тени скрывают все его нелепые углы, а сон — чересчур внимательный взгляд.

 

Он облизывает пересохшие губы и выводит ими беззвучное я тебя ненавижу, но это скорее ласка, чем ненависть. И резкий, неожиданный рывок цепи дает ему прилив злого удовлетворения, потому что тонкое бледное запястье дергается к нему со звуком некрасивым, но, в то же время, приятным, как обжора, что жадно глотает еду деликатными пальчиками, как Мадонна, одетая в черное.

 

Он почему-то вспоминает о Мисе и думает, что она бы его сейчас поняла.

 

L поворачивается, смотрит на него бессодержательным взглядом, острым, как оптический прицел, и Лайт растягивает свои сухие губы в слишком широкую, слегка безумную улыбку.

 

Смотри на меня, только на меня, тварь, думает он, прогибаясь вперед с кошачьей грацией и холодным расчетом, и это самое лучшее шоу, потому что L точно знает, что происходит за кулисами.

 

«Ягами-кун», — говорит L флегматично, и Лайт до крика хочет сорвать зубами недоулыбку с его лица.

 

«Рюузаки», — вместо этого отвечает он, прижимая свое колено к его бедру, и улыбается снова, сверху вниз, глубоко, жадно и откровенно, и этого все равно не хватает.

 

L дергает уголками губ и делает рывок вперед, его движения одновременно и грациозны, и нелепы, и совсем нечестно, что это ему идет. Лайт дает себе упасть на спину, продуманно и артистично, и путаница волос на полу, и бледная кожа в укусах цепи, и затуманенный, довольный взгляд. Смотри на меня, смотри на меня, смотри на меня, настойчиво требует он каждым сантиметром своей кожи, каждым вдохом и выдохом, каждым взмахом ресниц.

 

L растворяется в темноте, словно призрак, и это великолепно, как медленная смерть, как песок, что впитывает жадно каждую каплю пролитой крови.

 

Ты не человек, радостно шепчет Лайт и вздрагивает от прикосновения холодных пальцев к обнаженному горлу, и звякает тускло цепью, притягивая плотнее, ближе.

 

Но темные, широко раскрытые глаза смотрят куда-то сквозь него, и он думает я хочу и я убью его и яхочуяхочуяхочуяхочуяхочу и если бы я был Кирой, то убил бы, только чтобы ни с кем не делить и поиграй со мной ты мой друг-враг-соперник-что-то-еще мой мой мой, и L смеется, холодный и беззвучный, как кольца смертельно ядовитой змеи, готовый наброситься в любую секунду, готовый отравить своим ядом, готовый ждать неподвижно, бесконечно.

 

«L», — говорит он, просто так. Ему нравится произносить это имя вслух, нравиться им дышать, нравится шептать его, низко и горячо, в ухо другому, и другой вздрагивает, чувствуя сухие губы на нежной коже, и еле-слышное «Лайт» теряется в путанице темных волос и биении пульса.

 

«Кира — это лучшее, что с нами случилось», — шепчет он, упиваясь привкусом крови во рту и грохотом бьющейся дорогой электроники, и они падают прямо в этот бассейн из осколков, царапаясь, кусаясь, оставляя друг на друге отметины, и спину простреливает острой болью, когда он выгибается вперед, своровать поцелуй, мокрый, жаркий, со вкусом тортика и, не будь он так умен, эгоистичен и безнадежно влюблен в самого себя, то в этот момент полюбил бы его.

 

Непередаваемое выражение на лице L заставляет его смеяться.

 

«Ты меня бесишь», — ласково говорит Лайт, улыбаясь. «Я ненавижу тебя всеми фибрами своей души и хочу еще больше. Чтоб ты сдох, подонок, и давай уже трахнемся, пока мы оба все еще живы».

 

«Это отвратительно», — отвечает L и пихает его в сторону кровати. Лайт с готовностью ему это позволяет, гордый, что затея удалась, но L ловко уворачивается от его рук, отрицательно качая головой, и он понимает — не сегодня. Лайт знает, что на следующее утро будет чувствовать себя полным идиотом и поминать неуклюжих подростков нехорошими словами, потому что при свете дня необходимо хотя бы симулировать здравомыслие, даже если в последнее время возникают сомнения — стоит ли. Но L и так вселяет в команду суеверный ужас одним своим существованием, а его собственная безупречная маска приросла к лицу настолько плотно, что он уже не помнит, как ее снимать, и что находится под ней.

 

Лайт устраивает подбородок на скрещенных руках, кидая своему самому любимому врагу ясный взгляд широко раскрытых глаз и очаровательную улыбку, привкус меди на языке все еще силен, и он думает, что это довольно странно — быть откровенным с человеком, который умеет только лгать. «Ты мой лучший друг», — совершенно честно говорит Лайт, он уверен в своих словах, хотя и не совсем понимает их значение. «Мы поймаем Киру, а потом будем пить чай с пирожными».

 

«Лжец», — отвечает L, и он заглушает свой смех подушкой, и тянется к нему, жадный до света, и жизни, и чувства реальности, но L уворачивается снова, и в этот момент он ненавидит его так сильно, что ненависть по концентрации можно спутать с оргазмом. «Ты не ешь пирожные».

 

Лайт смеется так сильно и долго, что начинает кашлять, смеется до слез, до тех пор, пока не чувствует, что еще немного — и его вырвет на всю эту кашу из осколков и проводов, и после пьет заботливо приготовленный L чай с летальной дозой из двенадцати кубиков сахара. Это почти что мило, в извращенном смысле слова, не считая обожженного горла и упрямой тишины до самого утра.

 

А утром лихорадочный жар отступает, и Лайт лениво потягивается на кровати, пытаясь сбросить усталость. Это, конечно, не совсем работает, но, с некоторыми усилиями, он принимает вертикальное положение, вяло протирая глаза.

 

«С добрым утром, Лайт-кун», — говорит L, выглядывая из-за экрана раскрытого лэптопа. «Тебе стало лучше». Это не вопрос.

 

«Мгммм», — все равно соглашается Лайт, с опаской его оглядывая. А где же обязательная шпилька?

 

L склоняет голову набок и не отводит взгляда несколько долгих секунд. «Еще три дня», — наконец, выдает он, отворачиваясь к монитору.

 

Лайт моргает несколько раз, почти физически ощущая, как нехотя расступается туман в голове. «…Чего-чего?»

 

«Еще три дня. К этому времени ты будешь достаточно здоров».

 

Лайт мысленно пробегается по списку связанных с расследованием мероприятий, которые он мог бы пропустить из-за болезни, но так ни до чего и не додумывается. «Достаточно здоров для чего?»

 

На этот раз L ему только хитро ухмыляется, а потом подносит большой палец к губам и мягко прикусывает, секундная белизна зубов и розовый язычок на фоне бледной кожи.

 

Лайт никогда не был так рад, что совершенно не способен краснеть. Вместо этого он опускает ресницы, имитируя смущение, и соскальзывает с кровати, делая первые экспериментальные «па» на новом повороте старой игры. Подойдя почти вплотную, он останавливается, и L поднимает взгляд, спокойно встречая вызов.

 

В течение нескольких минут они оба молчаливо друг друга изучают, детектив и его главный подозреваемый, а потом Лайт делает шаг вперед, бесцеремонно запускает наглые, грубые пальцы в темные волосы и крадет еще один поцелуй, и снова медь на его языке истекает кремом — мой выбор мой выбор если я захочу то возьму это сам я единственный кто тебе интересен так что давай повеселимся перед смертью, ммм? — и позже, когда приходят члены команды, Лайт снова такой же, как и всегда, весь в доброжелательных улыбках и вежливых «извините». И даже если его идеальная маска на грани самоуничтожения, один только L заметит трещины, и не важно, как сильно он хочет скользнуть к тому на колени и вонзить зубы в мягкую плоть, до крови, Лайт умеет себя контролировать.

 

А оно мне надо? в последнее время все чаще спрашивает он сам себя, и не находит ответа. Ему глубоко отвратительны жадные взгляды Мацуды при появлении Мисы, но сама Миса – совсем другое дело, потому что она далеко не такая дура, какой кажется на первый взгляд, и Лайт всегда с ней настороже, даже не понимая толком, почему. Так что, пусть цепляется, пусть болтает, Мисе можно, и даже если ему с ней скучно до зубовного скрежета, Миса умеет хранить секреты. В ее глазах есть что-то, подозрительно похожее на смерть, и L единственный, кто это тоже видит.

 

Все остальные слепы — она превосходная актриса, и Мацуда готов ползать перед ней на коленях по одному мановению наманикюренного пальчика. Это даже мило, жалко и мило, но Лайт ее держит крепко, потому что, пусть она и не похожа них двоих, Миса отличается от всех остальных еще сильней.

 

Киро-инфецированная, думает он. Ее нескончаемый поток болтовни тяжелым слоем ложится на растущую головную боль, но, не смотря ни на что, эти свидания втроем — как свежее дыхание повседневности в мире, который безнадежно пропитан ароматом безумия.

@темы: Переводы, R

---

«Going to Marrakesh» 4/14

[Jyalika]

Название: «Going to Marrakesh»
Автор: Edmondia Dantes
Переводчик: Jyalika
Бет: Убили.
Рейтинг: Сломался. Детей к экрану не подпускать.
Пара: Лайт/L
Жанр: романс, драма, АУ

Размер: миди 4/14
Краткое содержание: Это неправильно и вообще аморально — пытаться убить что-то дважды.

Разрешение на перевод: запрос отправлен.

Размещение: только с моего разрешения

Оригинал http://www.fanfiction.net/s/5027269/1/Going_to_Marrakesh

Дисклаймер: не мое, ничего не воровал, никому не предлагал и ни за что не привлекался!
Предупреждения:ЯОЙ! Текст — сплошная психоделика, POV Лайта, так что раскрываются все страшные тайны его больного гения, правила пунктуации сбежали в Америку и концентрация «И» на абзац превышает предельно допустимую норму в несколько десятков раз. Вывод: читайте, люди, на свой страх и риск, но могу с уверенностью вам сказать, что вероятность достижения творческой нирваны и морального экстаза по окончанию прочтения — 79.5%!

— — -

Больной

— — -

 

Лайт понимает какой-то обособленной, сугубо логической частью своего сознания, что это ненормальное, нездоровое влечение ни к чему хорошему не приведет, и, быть может, во всем виноваты бесконечные недели одиночества в камере или же недостаток нормального отдыха - после, но его ничуть не удивляет, когда апофеозом всей этой нелепой ситуации становится жуткая простуда. Вместо того, чтобы работать, он засыпает прямо в кресле, и просыпается только к вечеру, недобрым усталым взглядом провожая выдвигающихся из комнаты на цыпочках членов команды.

 

Мир устойчив, логичен и неизменен ровно до того момента, пока последний из команды следователей не закрывает за собой дверь, и по щелчку замка Лайт вяло оседает всем телом на первую же твердую поверхность, а потом позволяет тащить себя за цепь до ванной, сонно моргая под жестким светом флуоресцентных ламп.

 

«Я стал похож на тебя», — сухо отмечает он, с трудом фокусируя взгляд на собственном отражении в зеркале, и послушно замирает, позволяя L снять наручники. Свобода сладка и заканчивается отвратительно быстро, вместе со снятой и брошенной на пол рубашкой. Лайт, аккуратный и педантичный Лайт, на этот раз даже не пытается ее поднять и расправить. Разведенный бардак раздражает его до зубовного скрежета, но он слишком устал. Безуспешно пытаясь выбраться из штанов, он в итоге спотыкается на ватных ногах и едва не падает, но L, вместо того, чтобы помочь, ловко уклоняется и отступает подальше. Восстановив равновесие, Лайт посылает ему злобный взгляд. «Мог бы и поймать меня, скотина».

 

«Мог бы», — соглашается L флегматично, и Лайт решает, что у того сегодня — счастливый день, потому что он слишком плохо себя чувствует для серьезной драки, хотя и очень хочется, и горячий душ звучит, как самая лучшая из идей, и он скорее умрет, чем позволит себе лечь спать немытым. Так что Лайт поднимается, целенаправленно игнорируя свое ожившее психическое расстройство на другой стороне комнаты, и марширует в ванную, тут же выкручивая кран горячей воды до предела.

 

Каким-то краем сознания он отмечает, что стоять в нагише под струями воды и рентгеноподобным взглядом Рюузаки не так странно, как должно было быть, но для подробного анализа этой мысли в его голове слишком плотный туман. А пока ему тепло и уютно, и еще немного в этом же направлении — и Лайт попросту заснет прямо тут, нечаянно утопив себя в процессе, что было бы весьма иронично в каком-то нездоровом, весьма извращенном смысле. Отец был бы в ужасе, узнай он, как они живут. Впрочем, сам Лайт уже давно смирился с мыслью, что шансы сохранить чувство собственного достоинства, будучи прикованным к другому парню, стремительно приближаются к нулю, и тот факт, что он стоит под душем, а вышеуказанный ‘другой парень’ флегматично скользит по нему взглядом, является тому наглядным примером.

 

Под стражей, словно преступник, я знаю, ты пытаешься меня унизить, сбить с меня спесь, но твоя методика не работает и никогда не сработает, неужели ты думал, что этим сможешь меня сломать? Конечно нет, конечно нет, конечно нет, и мы оба это прекрасно понимаем, не так ли?

 

 

Лайт подставляет лицо под горячие струи и закрывает глаза, позволяя воде вымыть остатки шампуня. Глаза нещадно щиплет, но легкое жжение вызывает у Лайта только улыбку, потому что, помимо расследования, ничто не имеет значения, потому что мир внезапно сжался до размеров спичечной коробки, и у него, кажется, развивается клаустрофобия, потому что это чувство сонной апатии и неясного беспокойства пришло из прошлого, но, по крайней мере, сейчас у него есть к чему стремиться, сейчас у него есть ради чего жить.

 

Я красив и умен, и мы оба это знаем — но я, так уж и быть, сыграю в твою игру, может, она развеет скуку.

 

 

Раскрасневшийся и мокрый, он выходит из душа и тут же заматывается как можно плотнее в огромное пушистое полотенце, а потом устало съезжает по стене на туалетное сиденье, сквозь прикрытые веки следя за тем, как L быстро скидывает с себя одежду и встает под душ. Открывшийся вид отдает ароматом некачественной травки или чьей-то больной фантазией, и Лайт не в первый раз задается вопросом, откуда только берутся такие, как L. Он прекрасно понимает, что никогда не узнает ответа, и, если честно, не особо хочет его получить, но если судить исключительно по мятой куче сброшенной одежды, то Рюузаки — всего лишь очередной студент, ленивый, эгоистичный и совершенно, отвратительно типичный.

 

Эта мысль вызывает у него сначала издевательскую ухмылку, а потом и вовсе откровенный смех, а потом он резко замолкает, потому что его голова раскалывается на множество мелких частей, и L выглядывает из-за ширмы, пялится своими огромными глазищами, близко, слишком близко, и с него капает до безобразия холодная вода прямо на ноги, и ледяные пальцы неожиданно оказываются у него на лбу.

 

«У тебя простуда, Лайт-кун», — говорит L, а потом резко отдергивает руку и начинает ее ожесточенно намывать, как будто не вышел только что из душа, как будто у Лайта смертельная зараза и нужно срочно продезинфицировать все места соприкосновения.

 

Лайт прищуривает глаза, наклоняется ближе и мстительно кашляет ему прямо в ухо несколько раз. Удовлетворение от маленькой мести почти стоит брошенного в лицо полотенца и синяка на груди, почти. И позже, сонный и довольный жизнью, он вытягивается на кровати и облегченно закрывает глаза, не замечая ни пинка в ребра, ни короткого «подвинься» от раздраженного Рюузаки.

 

Он спит и видит сны, и просыпается с дрожью, в холодном поту, и отчаянно пытается понять, почему же никак не получается вспомнить, что случилось с Наоми Мисорой. L все еще здесь, вместе с пачкой распечатанных файлов и лэптопом, и чертов кондиционер работает на полную мощность, и мир покрывается тонкой корочкой льда.

 

Я не хочу умирать, в какой-то абстрактной манере думает Лайт, поеживаясь от холода. L все так же сидит на кровати в своей любимой позе, свернувшись клубком, и гипнотизирует взглядом экран компьютера, словно еще немного — и тот сдастся, и предоставит все нужные ответы на все ненужные вопросы. Какой-то тихий, первородный страх поднимается у Лайта изнутри, потому что в призрачном свете монитора он совсем белый, совсем неподвижный и совсем непохожий на человека. Я не хочу умирать.

 

На следующее утро Лайт снова может дышать, но двигаться сквозь туман не становится легче, и в какой-то момент его рука соприкасается с чужим запястьем, сжимает его со всей силы, чтобы почувствовать биение пульса на кончиках пальцев. L его, конечно же, быстро отталкивает, но этого достаточно, чтобы на одну невообразимо долгую секунду заново обрести чувство реальности.

 

И когда он усаживается в рабочее кресло, то мир снова принимает смазанные очертания из приглушенных звуков и глубоководного движения, низких голосов, и мягкой поступи, и мятых костюмов, и незаправленных рубашек, и приторно-сладкого крема, и темных волос, и бледной кожи. И Лайт уже не удивляется тому, что его мир, как оказалось, вращается вокруг L.

 

«…Рюузаки».

 

«Ягами-кун».

 

«Меня, кажется, сейчас стошнит».

 

«Только не на меня».

 

@темы: Переводы, PG

---

«Going to Marrakesh» 3/14

[Jyalika]

Название: «Going to Marrakesh»
Автор: Edmondia Dantes
Переводчик: Jyalika
Бет: Убили.
Рейтинг: Сломался. Детей к экрану не подпускать.
Пара: Лайт/L
Жанр: романс, драма, АУ

Размер: миди 3/14
Краткое содержание: Это неправильно и вообще аморально — пытаться убить что-то дважды.

Разрешение на перевод: запрос отправлен.

Размещение: только с моего разрешения

Оригинал http://www.fanfiction.net/s/5027269/1/Going_to_Marrakesh

Дисклаймер: не мое, ничего не воровал, никому не предлагал и ни за что не привлекался!
Предупреждения:ЯОЙ! Текст — сплошная психоделика, POV Лайта, так что раскрываются все страшные тайны его больного гения, правила пунктуации сбежали в Америку и концентрация «И» на абзац превышает предельно допустимую норму в несколько десятков раз. Вывод: читайте, люди, на свой страх и риск, но могу с уверенностью вам сказать, что вероятность достижения творческой нирваны и морального экстаза по окончанию прочтения — 79.5%!

(Прим. Пер.: Варнинг — опасная для мозга концентрация флаффа в этой главе!)

— — -

Лучшие Друзья/Первая Любовь

— — -

 

 

На часах три утра, простыня закручена узлами где-то в ногах, и, в довершение всего, никак не получается уснуть. Лайт уже даже и не пытается, вместо этого растянувшись на кровати и с неприкрытым интересом рассматривая причудливое существо по другую сторону цепи. «…ты лжешь», — задумчиво говорит он через какое-то время, поудобнее устраивая подбородок на скрещенных руках. «Ты лжешь, но не лицемеришь».

 

«Хммм», — тянет L в ответ, кликая мышкой.

 

Лайт безмятежно продолжает свое наблюдение, время от времени лениво зевая, но уже даже не пытаясь уснуть. Все внимание L сосредоточено на экране ноутбука, раскрытого на коленях, но сейчас Лайту абсолютно наплевать на содержимое файлов, которые так увлекли гениального детектива. В конце концов, Йотсуба за ночь никуда не убежит, а он устал, и, даже если L - трудоголик с хронической бессонницей, то Лайт становиться таковым категорически отказывается.

 

«… и ты даже не собираешься объяснить мне, почему», — это был не вопрос, но он все равно удостаивается мимолетного взгляда, а потом и вовсе продолжительного внимания холодных, расчетливых и совсем-совсем не сонных глаз.

 

«Ты первый, кому это интересно», — говорит ему L, задумчиво проводя пальцем по нижней губе.

 

Лайт улыбается. «Лжец. Я просто первый, у кого хватило смелости спросить».

 

«Хммм» — на лице L появляется улыбка, маленькая и абсолютно непонятная, и снова настает его черед вздыхать легким, довольным и немного смущенным вздохом. «Мне почудилось, или ты и правда заявил, что я не лицемерю?»

 

«Лицемерие и ложь — это два совершенно разных понятия», — авторитетно парирует Лайт. «По крайней мере, ты честен в своей бесчестности».

 

L недоуменно хлопает глазами.

 

Лайт пожимает плечами. «Для твоей лжи всегда есть причина, но я ее знаю, так что это, вроде бы, и ложь, а, вроде бы, и нет. Кто-то другой, возможно, и не поймет такой логики, но для меня ты не обманываешь, ты просто лжешь. Это мне даже немного льстит, в извращенном смысле слова. Не думаю, что другие поймут. Иногда даже я нас не понимаю». Мне словно снится сон, продолжает он молчаливо, мне словно снится сон, и я не хочу от него просыпаться.

 

«А что, уже есть ‘мы’?»

 

У Лайта вырывается слабый, с привкусом горечи, смешок. «Ты же видел, как они на нас смотрят». Мой собственный отец думает, что я совсем двинулся крышей и, знаешь, он ведь может быть и прав. «Ты знаешь, о чем я».

 

«…меня никто не просвятил, что мы, оказывается, ‘мы’».

 

Лайт все же поднимается в сидячее положение, медленно и нерешительно, ведь он был так уверен, что L тоже чувствует это яркое, дрожащее, порочное и отчаянно живое ‘что-то’. «Для меня так было всегда».

 

«Да-а?» И еще одна медленная, медленная улыбка. «Ягами-кун, ты хотя бы помнишь, как мы впервые встретились?»

 

«На церемонии открытия в ТоДае». Лайт ухмыляется широко, криво, расчетливо. «Ты меня тогда совсем запутал». Он не задерживается с ответом ни на секунду, но, где-то на самых задворках сознания, зреет холодная уверенность, что L что-то знает, и не говорит. Что-то тихое, и страшное, и потенциально смертельное, а L не говорит ничего, потому что процентное взаимоотношение выгода/недостаток склоняется в сторону выгоды, и он живой, и умный и, может быть, даже ценный, и, может быть, даже больше, чем просто пешка, которую сбросят с доски за ненадобностью - когда проценты изменятся.

 

«Лжец», — говорит L, и Лайт снова вздыхает, наклоняясь немного вперед и осторожно прикасаясь к его плечу. Не дождавшись ни ‘да’, ни ‘нет’, он преодолевает оставшееся расстояние и, приподняв голову, зарывается носом в неожиданно мягкие волосы, осторожно, аккуратно, потому что L быстрый, и L сильный, и, если почти вплотную, то опасно ранимый.

 

«..Я еще ни с кем не был так близок», — заполняет он тишину своим неожиданным признанием. «Ни с одной девушкой. Ни с одним другом. Ни даже с Мисой, не смотря на все ее старания».

 

«Во всем виновато твое высокомерие», — тихо, совсем шепотом отвечает L, и Лайт обдает его шею своим горячим дыханием, и L вздрагивает, но не отстраняется. «Ты думаешь, что слишком хорош для всех остальных».

 

…а что, разве не так? «…просто мы, ты и я, гораздо интереснее этих самых остальных», — отвечает Лайт едва слышно, отклоняя голову назад, чтобы взглянуть на своего собеседника, но почти сразу же возвращая ее в прежнее положение, даже ближе, теснее. И он бесстыже смакует тепло, и близость, и отчетливую реальность момента, с головой окунаясь в такое нездоровое наслаждение. «В каком-то смысле, я почти благодарен Кире».

 

У него кружится голова, и правильные, холодные слова слагаются в какой-то бред, и, возможно, будь он стандартным подростком, то непременно бы покраснел.

 

Странный, совершенно несуразный человек, не то мальчик, не то мужчина, он даже не привлекателен, но внешность в нем — далеко не главное, и Лайт это знает лучше других, знает так же четко, как и свои пять пальцев, как и его маленькие эксцентричные привычки.

 

«И как тебе не стыдно, Лайт Ягами».

 

«Знаю, знаю», — согласно кивает он, чувствуя непонятное смущение. Сосуществование с L по степени морального комфорта можно приравнять к раздеванию до гола перед заинтересованным, но абсолютно беспристрастным зрителем, и Лайт все еще не решил, что чувствует по этому поводу, особенно сейчас, ночью, на кровати, вдвоем. И по его спине бегут растерянные мурашки, с той же скоростью, с какой эта последняя мысль бежит по ментальному ландшафту. «Но мы бы никогда не встретились, не попади я под подозрение».

 

«И поэтому ты злишься».

 

«Немного», — он пожимает плечами, аккуратно перебирая пальцами звенья цепи. «Но ведь это правда, так что, формально, причин злиться у меня нет».

 

«Это подает голос твое деформированное эго».

 

Его губы приподнимаются в невольной улыбке. «Просто ты мне нравишься. И я хочу, чтобы ты обращал на меня как можно больше внимания».

 

«Будь уверен, без моего внимания ты не останешься», — отвечает L, и в его голосе одновременно слышится и обещание и угроза, болезненно честно и очень страшно.

 

«Знай врага своего?» — спрашивает Лайт, прикрывая глаза и делая глубокий вдох, запечатлевая себе в память каждый оттенок, каждую деталь этого момента: тихий гул монитора, неровное биение сердца, шум крови в ушах, приятное тепло внизу живота и восхитительную, животную ярость, потому что L нашел способ забраться к нему под кожу, снова, и пусть сейчас растянется на подольше, потому что потом наступит очередное бесцветное утро и опустошающая скука.

 

«Естественно», — кивает L, и легкое прикосновение ресниц по щеке — это почти поцелуй.

@темы: Переводы, PG

---

«Going to Marrakesh» 2/14

[Jyalika]

Название: «Going to Marrakesh»
Автор: Edmondia Dantes
Переводчик: Jyalika
Бет: Убили.
Рейтинг: Сломался. Детей к экрану не подпускать.
Пара: Лайт/L
Жанр: романс, драма, АУ

Размер: миди 2/14
Краткое содержание: Это неправильно и вообще аморально — пытаться убить что-то дважды.

Разрешение на перевод: запрос отправлен.

Размещение: только с моего разрешения

Оригинал http://www.fanfiction.net/s/5027269/1/Going_to_Marrakesh

Дисклаймер: не мое, ничего не воровал, никому не предлагал и ни за что не привлекался!
Предупреждения:ЯОЙ! Текст — сплошная психоделика, POV Лайта, так что раскрываются все страшные тайны его больного гения, правила пунктуации сбежали в Америку и концентрация «И» на абзац превышает предельно допустимую норму в несколько десятков раз. Вывод: читайте, люди, на свой страх и риск, но могу с уверенностью вам сказать, что вероятность достижения творческой нирваны и морального экстаза по окончанию прочтения — 79.5%!

— — -

Друг

— — -

«Есть какие-нибудь новости?» — спрашивает Лайт ближе к концу третьего дня заключения.

«Для тебя никаких», — приходит предсказуемый ответ, и он добродушно улыбается камере, качая головой.

«Так я и думал». Лайт моргает и опускает глаза, искривляя губы в гримасу скрытого разочарования, и слегка морщит лоб, представляя своему наблюдателю идеальную картину взволнованного подростка, который пытается скрыть свое беспокойство, но не может. «Как там отец?»

«Как и ожидалось».

Просчитанным до малейшей детали жестом он прикусывает губу и отводит глаза в сторону. «Ясно…» — не слишком тихо, но и не слишком громко, в самый раз, чтобы уловили чувствительные микрофоны. «А мама и Саю…с ними все хорошо?»

«За ними ведется постоянное наблюдение, так что могу с уверенностью сказать — с ними все в порядке», — отвечает L, и на одно мгновение Лайт позволяет себе продемонстрировать раздражение, что вполне естественно — нет смысла менять свое поведение сейчас, когда каждая минута, проведенная в камере, повышает подозрения.

«Я понимаю», — говорит он с легким недовольством, словно до этой минуты и не догадывался о наблюдении. Лениво поведя плечами, Лайт задается вопросом, дошел бы он до таких же высот паранойи на месте L, и тут же приходит к выводу, что, да, дошел бы. И не удивительно, учитывая, что так называемый лучший друг радостно отправит его на электрический стул, дай только повод. «Спасибо, Рюузаки».

Эти маленькие интерлюдии — единственное, что доставляет хоть какое-то облегчение от всепоглощающей скуки. Скука разъедает ему серое вещество и, несмотря на попытки Рюука разбавить атмосферу своими акробатическими выкидонами, Лайт почти физически чувствует, как медленно и мучительно умирают клетки головного мозга от бездействия. Большую часть своего времени он проводит за созданием воображаемого мира, в котором L умирает сотнями самых разных смертей, или в котором он искореняет преступность и создает утопию, но время от времени мечты о домашнем обеде тоже просачиваются в фантазии.

Одним скучным вечером темой их многочисленных дебатов становится религия и, что весьма предсказуемо, L оказывается убежденным атеистом. Лайт только ласково улыбается, надеясь когда-нибудь в будущем воплотить мечту показать ему настоящего, живого Бога, и продолжает дискуссию о преимуществах и недостатках Шинто, и Буддизма, и монотеизма и, в конце концов, провозглашает себя агностиком. Это, конечно, ложь, но в ней достаточно правды, чтобы сойти за искренность, тем более, что он не собирается поклоняться самому себе, этим займутся все остальные.

Лайт знает, что будет скучать по интеллигентному собеседнику, когда убьет детектива, но шах и мат в их игре стоит этой маленькой жертвы. Иногда ему снится, как он убивает его своими руками, медленно, нежно, красиво и расчетливо, потому что его немезида заслуживает только лучшего — не то, что обычные, никому не интересные, преступники. И пусть раньше еретиков за богохульство жгли на костре, никто из них не был настолько великолепен.

Они обсуждают политику, и философию, и литературу за завтраком из протеиновых коктейлей и засахаренных лимончиков, за обедом, у которого вкус военного рациона и тортиков со взбитыми сливками, и за ужином, который ни один из них не доел, потому что оба они на ногах, кричат и шипят каждый в свой микрофон.

«Может, ты меня как-нибудь навестишь?» — какое-то время спустя спрашивает Лайт с деланным безразличием, развалившись на своей кушетке в максимально удобной со скрученными руками позе, и пустыми глазами рассматривая трещину на левой стороне потолка. «Я по тебе соскучился».

«Нет», — сразу же отвечает L, подозрительно сузив глаза.

«Скотина бесчувственная».

«Посмотрим», — несколько долгих секунд спустя мягко вздыхает L, и Лайт смеется, потому что это правда, и они оба это знают, потому что безжалостный напор — это единственный способ выиграть их игру, потому что, дай им шанс, и оба они, не колеблясь, всадят нож другому в спину.

«Если бы мы встретились при других обстоятельствах, как думаешь…», — задумчиво произносит он, — «…все закончилось бы тем же?»

Наступает короткая пауза, заполненная тяжелой, вязкой тишиной, и L думает над ответом, и Лайт с удовлетворением погружается в фантазию, где он встречает эксцентричного мальчика на одной из лекций в институте и медленно его душит, пока профессор на заднем плане бубнит свою лекцию. «Думаю, да».

Лайт растягивает губы в удовлетворенной улыбке. «Вот и хорошо».

Кажется, проходит маленькая вечность, прежде чем, наконец-таки, его терпение заканчивается и, даже не смотря на то, что все идет по плану, Лайт все равно в ярости от собственной слабости — но он дошел до ручки. И черт бы побрал L с его нескончаемыми вопросами, Рюука с его акробатическими спазмами, и он произносит нужные слова и знает, что так будет лучше. Лайт все тщательно спланировал, и даже если мир перевернется, его все равно никто никогда не поймает.

…и это глупо, это полный идиотизм, и о чем он только думал, добровольно соглашаясь на это чертово заключение!? А дальше идут крики, и отчаянные мольбы, и выстрел пистолета, эхом отдающийся в ушах, и яростное Рюзаки, ну ты и подонок с истеричными всхлипами Мисы в качестве фоновой музыки, и тяжелое дыхание отца, и его собственная ослепляющая паника. Только потом, слегка успокоившись и выровняв дыхание, он видит все причинно-следственные связи, и понимает. Пусть даже это понимание оставляет раздражающее жжение в глазах и тошнотворный привкус на языке.

Когда они добираются до отеля, его рвет, долго и безнадежно, пока в желудке не остается даже желудочного сока, не отрывая злого взгляда от своего так называемого друга, спокойного, терпеливого и бездушного.

«Я тебя ненавижу», — шипит он сквозь кровавый туман боли и ослепительной ярости, и L в ответ протягивает ему полотенце, а потом стакан воды, без особых эмоций следя за тем, как Лайт прополаскивает рот, подставляет голову под кран и заново учится дышать.

Он поднимает взгляд, наконец-то чувствуя себя почти человеком, и внимательно всматривается в свое отражение в зеркале — в ответ на него хмуро глядит измученное, осунувшееся, повзрослевшее за время заключения на слишком много лет лицо. «Я понимаю, почему ты это сделал», — говорит он мягко. «Мне это не нравится, но я понимаю».

«Хммм», — тянет L, не отводя изучающего взгляда.

«…тебе ведь и вправду наплевать на окружающих людей, да?» — это выходит сдавленным шепотом. Лайт комкает полотенце в сжавшихся кулаках, но это значит, что, по крайней мере, он ничего не разрушит и никого не ударит, никаких разбитых зеркал или сломанных костей.

L фыркает и поднимается, направляясь к двери. «А тебе, можно подумать, не плевать», — говорит он в ответ, мягко и жестко одновременно, и будь на месте Лайта кто-то другой, он ни за что бы не заметил привкуса насмешки под слоями слишком ровного голоса и слишком правильных слов.

Наручники непривычно натирают запястье, но он и это может понять и, несмотря на неловкое положение, компания Рюузаки приносит ему какое-то мазохистическое удовольствие — у Лайта никогда раньше не было настоящих друзей. Он просто играл свою роль, улыбался и давал окружающим именно то, чего им больше всего не хватало. И, не смотря на то, что вся эта ситуация жутко смущает, и он серьезно подозревает, что его единственный друг — самый настоящий извращенец, Лайт как-нибудь справится. Хоть он и не очень понимает откровенных обвинений в массовых убийствах, он понимает необходимость крайних мер. И теперь все внимание его немезиды, не всегда приятное, но почему-то необходимое, как воздух, обращено на него. Лайт продолжит танцевать смертельно опасное танго со своим единственно возможным партнером, пусть даже спотыкаясь иногда, пусть даже совершая ошибки, пусть даже получая пяткой в челюсть в награду за все свои старания. Если это и есть эмоциональная привязанность, о которой все говорят так много и с таким восторгом, то пусть сами ей и подавятся - ему совсем не по вкусу нелогичная нежность и болезненная ненависть к таящемуся на задворках мыслей и зрения мальчику-мужчине-инопланетянину.

Предатель, шепчет Лайт в тишину однажды вечером, всматриваясь куда-то в пространство, мимо лохматой головы, в город, но окно отражает только двух мальчишек и причудливую конструкцию из полусъеденных пирожных. И он думает, что теперь точно знает тайну за словом удушье, захваченный в плен между мягким комфортом взбитой подушки под головой и приторной сладостью дорогой карамели на языке.

@темы: Переводы, PG

---

«Going to Marrakesh» 1/14

[Jyalika]

Название: «Going to Marrakesh»
Автор: Edmondia Dantes
Переводчик: Jyalika
Бет: Убили. Детей к экрану не подпускать.
Рейтинг: Сломался.
Пара: Лайт/L
Жанр: романс, драма, АУ

Размер: миди 1/14
Краткое содержание: Это неправильно и вообще аморально — пытаться убить что-то дважды.

Разрешение на перевод: запрос отправлен.

Размещение: только с моего разрешения

Оригинал http://www.fanfiction.net/s/5027269/1/Going_to_Marrakesh

Дисклаймер: не мое.
Предупреждения:ЯОЙ! Текст — сплошная психоделика, POV Лайта, так что раскрываются все страшные тайны его больного гения, правила пунктуации сбежали в Америку и концентрация «И» на абзац превышает предельно допустимую норму в несколько десятков раз. Вывод: читайте, люди, на свой страх и риск, но могу с уверенностью вам сказать, что вероятность достижения творческой нирваны и морального экстаза по окончанию прочтения — 79.5%!

— — -

Танцпол для Дьявола

— — -

 

Все начинается с имени, написанном небрежно и со смехом, а продолжается смертью и резким контрастом каллиграфически выведенного черной тушью L с белоснежной чистотой экрана. И впервые он чувствует что-то еще, кроме самодовольного превосходства и бесконечной, страшной, выматывающей душу и разум скуки. Ему всегда все давалось слишком легко, а теперь, когда ситуация изменилась, он просто не знает, что делать.

 

Лайт Ягами рвет на голове волосы и скрипит зубами от бессилия впервые за последние двенадцать лет, и всю ночь проводит без сна, питая свой перегруженный мозг тихой яростью. На следующий день он раздражителен и нетерпелив, и никак не может достигнуть так необходимого именно сейчас спокойствия. Критический тест на самоконтроль наступает, когда он замечает краем глаза огромный заголовок с вызовом от L на обложке утренней газеты. Лайт заставляет себя купить ее, хотя бы ради того, чтобы проанализировать мнение общественности в ответ на вчерашние события. А потом начинает смеяться, удивляясь самому себе, потому что, действительно, какое ему дело, кто что думает, они все идиоты, но, по крайней мере, его сторонники по прежнему верны своему новому богу.

 

Стадо, думает он, приветливо улыбаясь девушке за прилавком, тупое бесполезное стадо, но я все равно их всех спасу, и они поймут, они поймут, когда-нибудь они обязательно поймут.

 

Шестьдесят четыре. Лайт воспринимает это как есть — и комплимент и обвинение в одном флаконе. Он, не моргнув и глазом, готов заплатить и не такую цену. Но сердце пропускает удар, а потом с утроенной силой начинает биться заново, разгоняя по венам адреналиновую кровь, потому что он чувствует горячее дыхание ослепительной, великолепной опасности на своем затылке. Танцы на лезвии ножа — это что-то новое, но волнующее, и его дыхание замирает в груди, потому что в этом танце правда — орудие уничтожения в опасной близости от горла. Иногда он спотыкается, сразу же пытаясь выровнять шаги, но это не всегда удается под внимательным взглядом соперника, и от него ощутимо веет угрозой, и он совершенно не такой, каким Лайт его себе представлял, и ему отвратительна собственная нелепая растерянность.

Я тебя ненавижу, я тебя убью, клянусь, а потом станцую танго на твоей могиле, заливаясь радостным детским смехом, но пока, пока давай поиграем.

 

 

 

Лайт держит Тетрадь Смерти в своих руках и глотает истерический смех и кричит, срывая горло, и захлебывается собственной яростью, и с удовольствием слушает стук своего отчаянно бьющегося сердца. Он крутит ручку, перекатывает ее с пальца на палец, ловкость рук и никакого мошенничества, и беспечно улыбается своей немезиде на другой стороне теннисного корта, на другой стороне кофейного столика. С каждым новым «па» он жадно впитывает в себя умение танцевать в паре, скрывать лезвие улыбки за длинной челкой и шептать лживые для обеих сторон обещания дружбы с выражением наивной честности на лице. Под внимательными взглядами отца и остальных участников расследования он безупречно играет десятки ролей: всегда готовый помочь сотрудник, внимательный друг, само воплощение невинности. Но, даже не смотря на внимательность к деталям и безошибочность игры, он знает, что L, где-то внутри, смеется над этим спектаклем.

 

«Рёга», — дружелюбно обращается он к своему слишком умному врагу и, слегка наклонив голову, мягко ему улыбается, ненавязчиво отстраняясь от надоедливых поклонников. Он — сама обходительность, вежливые извинения и спокойствие, и улыбка на лице L в ответ на приветствие такая же лживая.

 

«Как насчет того, чтобы сегодня вечером вместе позаниматься над заданным проектом?»

 

«Я только за, Ягами-кун», — приходит ответ. И позже, за чашкой чая и пирожными они с энтузиазмом обмениваются идеями, перекидывая их друг другу, как теннисный мячик, и намеренно игнорируют надвигающийся проект по истории криминалистики. И пусть один вид этого нелепого инопланетянина вызывает в нем жуткое раздражение и неконтролируемую тягу пройтись по всем его запутанным, острым и мятым углам с расческой и утюгом, со временем что-то меняется. Он учится видеть сквозь барьеры эксцентризма, не заморачиваясь на тортиках и наркоманской зависимости от сахара, и задается вопросом: что из этого реально, а что — всего лишь искусная, мастерски сконструированная иллюзия.

 

Когда L уходит с насмешливой полу-улыбкой на губах и еле-слышным «Приятных снов, Кира» на неродном языке, ему очень хочется вдолбить эту гениальную нечесаную голову в косяк, и он знает, что нельзя, но желание лишь ненамного слабее здравого смысла. И тот единственный раз, когда желание все-таки победило, L остановил попытку с отвратительной, незаконной легкостью, оставляя синяки в форме пальцев на его запястье.

 

Даже шинигами считает, что в последнее время он не в себе, но Лайт в ответ только откидывает голову на спинку стула и смеется, потому что это игра, и единственный, кто знает правила кроме него самого — это L, они оба возможно-будущая-пешка и иначе-быть-не-может-король. Но иногда ему вспоминается смертельная бледность свежего, прямо во время эфира, трупа Тайлера, и Лайт играет с заманчивой мыслью, что, возможно…но нет, невозможно. И ему жаль, потому что, не вгрызайся они при каждом удобном случае друг другу в глотки, вместе Кира и L были бы безупречны, как инь и янь, идеальные противоположности, воплощенные в человеческой форме.

 

Они постоянно задевают друг друга углами, сталкиваются неумолимо и тут же расходятся, и не имеет значения, что ему всего семнадцать и он заинтригован в целенаправленном расщеплении мозга своей немезиды на составные части больше, чем в чем бы то ни было еще. Мысль о романе с опасностью сладка, и смертельный приговор в случае провала только придает ей притягательности. Но иногда L вызывает у него лишь отвращение, на грани физической тошноты, чудовищный потенциал, потраченный зазря на поддержание искаженного, прогнившего человеческого правосудия. И пусть Тетрадь Смерти — это лучшее, что с ним могло произойти, и пусть это единственная причина, по которой L взглянул на него дважды, Лайт все равно хочет выбить всю дурь из своего противника, соперника, врага, содрать с него издевательскую маску из широко раскрытых лживых глаз и бесконечной сахарной одержимости, и жалких попыток имитировать человеческие эмоции.

 

Он никогда не думал, что может ненавидеть кого-то настолько сильно, это чувство вызывает нездоровую радость и неизбежное привыкание, оно даже сильнее, чем возбуждение от хорошей, словесной или физической, драки, или от выигрыша.

 

Ему снится, что L умирает у него на руках, и Лайт смеется и смеется, и смеется, и целует его закрытые веки, и думает: я выиграл, я выиграл, я выиграл, а ты проиграл, а я выиграл. Он просыпается утром с ликованием победы в глазах и радостной улыбкой на губах, этого достаточно, и Рюук с готовностью присоединяется к веселью, и, быть может, возможно, он уже потихоньку сходит с ума от всех этих волнений.

 

Миса врывается в его жизнь волной непрерывного раздражения и путаницей черных кружевов, но она внимательная, и послушная, и достаточно симпатичная, чтобы представить ее всем остальным в качестве отговорки, когда кто-то начинает задавать слишком много вопросов. И Лайт практически захлебывается острой, обжигающей яростью, когда ее неожиданно ворует прямо из-под его носа это несчастное чудовище, живая насмешка над концепцией правосудия.

 

Он добровольно соглашается на собственное заключение с уже четко составленным и продуманным до мельчайших деталей планом в голове, и тихо фыркает «извращенец», когда L заканчивает затягивать ремни на его заведенных за спину руках — потому что они друзья, и потому что, скажет он, лучше L, чем кто-то другой из команды, и он ему доверяет, раз надо, значит надо — и L хмыкает, тепло и низко, и достаточно близко, чтобы его дыхание коснулось нежных волосков на затылке, вызывая в теле легкую дрожь. И он сойдет с ума от скуки, если L не возьмет в привычку начать развлекать его долгими разговорами на самые неожиданные темы, и как насчет поцелуя для скрепления сделки? Нет, лучше не надо — Миса все еще немаловажный фактор, пойманная, связанная, послушно играющая написанную специально для нее роль. Она хорошая пешка, а L хороший игрок, так что Лайт закрывает глаза и заходит в свою камеру без единого протеста, искривляя губы в маленькую, смиренную улыбку, специально для отца, для команды и для L, который прекрасно видит сквозь нее.

 

@темы: Переводы, PG

---

[Rai Mao Ren]

Название: «Повешенный»
Автор: Карина ●•● ⎞AmanteS⎛●•● Алокова / Rai Ren
Бета: нет
Персонажи: L, Упоминается Король Смерти
Рейтинг: G
Жанр: Виньетка
Размер: мини
Фендом: Death Note
Дисклеймер: не мое
Статус: закончен
Размещение: где угодно, с этой шапкой, с разрешения Автора-сама!=)
Музыка:See-Saw - А stray child
От автора: написано после просмотра одного потрясающего видео по DN!

тык-тык

Легкий ветерок игриво танцует в лучах почему-то серебристого заката. Внизу, как всегда, суетятся люди. Все куда-то торопятся, спешат, а знают ведь, что финал один - для всех и каждого.

Король Смерти со скучающим видом сидит на своем троне, подперев подбородок рукой, и наблюдает за суетой тут, внизу.

А здесь умирает человек…
Мальчик совсем, не живший еще, а жизнь уже кончается.

Тук-тук… тук-тук… тук…
Его сердце тихо, но неотвратимо совершило последний удар.

***
«…Потому что я дурак» - сказал он им однажды.

И был прав.

Все мы дураки хотя бы только потому, что все мы люди.
Все мы дураки, хотя бы потому, что на каждого из нас всегда найдется тот, кто считает нас дураком. А самый умный, тот, кого никто не может считать дураком, считает им себя сам.

«Но все-таки есть то, чего дурак боится» - сказал он им. – «Дурак боится, что над ним будут смеяться, над его детством, над его мечтами, над тем, что ему дорого…»

И это верно. Ведь дурак – не шут.

«…И наконец, того, что ему солгут. Л не любит когда ему лгут. Дурак всегда признает страх, потому что он честен с самим собой» - сказал он им однажды.

Ведь ложь – это сокрытие правды, правда – это все, а дурак боится не знать всего.

«Дураки такие же обычные люди, у них тоже есть желания. Когда они голодны - они едят, когда они хотят читать - они берут книгу, когда они плачут - они ищут утешения»

Только никто этого не видит, никто не замечает, что дурак – это такой же человек. Он ведь не Другой, он Такой же: слабый, чувствующий, желающий – как ты, как я и как все, чье сердце сейчас бьется и уже нет.

«Я такой же, как и вы…» - кричал он. Но этот крик был лишь призрачным эхом в восхищенном ликовании тех, кто возносил его на недосягаемый пьедестал справедливости и правосудия, где он быть не хотел.

«Я дурак со всеми этими желаниями и страхами. Я горжусь тем, что я такой» - сказал он однажды.

Он не хотел быть таким, каким его сделали. Он хотел быть таким как мы, таким как все.

Его заставили быть Правосудием и он им стал. Для нас. Для тех, кем он мечтал быть, дле тех, кто ему этого не позволил.

***
Гениальный Детектив, Великий L, скажут потом.

А сейчас среди суеты несовершенства этого мира умирал Мальчик.
Просто мальчик, который так и не начал жить.

***
Король Смерти сидел на своем троне, подперев одной рукой подбородок, а во второй между указательным и средним пальцами держал карту.

На двенадцатой карте Таро был изображен юноша, висящий вниз головой и привязанный за одну ногу к перекладине, две опоры которой представляли собой деревья с отрубленными верхушками.
Внизу была надпись: «Повешенный».

Лицо юноши на рисунке изображало спокойствие, но, Вероятно, он долго страдал, прежде чем достиг смирения - почти что грациозного состояния покоя, изображенного на карте.

Повешенный не принесен в жертву другими или для других. Это его выбор, и его ждет награда. Ведь единственный человек, которого вы можете принести в жертву ради своих целей, - вы сами.

***
Он закрыл глаза, не завершив свой последний взох, уже не нужный перставшему биться сердцу.

Он умер, не показав ни разу своих чувств, не бывших нужными никому.
***
Король Смерти, презрительно хмыкнув, отбросил очередную карту, которая, перевернувшись в безветренном воздухе, упала на горстку таких же несправедливо оборванных особенных жизней.

@темы: L,, Rai Mao Ren, Король Смерти, G

---

Death Note для самых маленьких

[https]

Пробило меня что-то на написание стихов, но поскольку своего таланта не хватает, пришлось паразитировать на произведениях классиков. Жертвой моего литературного произвола стала Агния Барто и её короткие детские стихотворения. Надеюсь, получилось не слишком цинично, и никто не воспримет как неуважение к замечательной писательнице.

Название: «Death Note для самых маленьких»
Автор: https
Бета: отсутствует
Жанр: юмор, стихи
Рейтинг: PG
Персонажи: много, не буду всех перечислять
Дисклеймер: отказываюсь от всех прав
Размещение: где угодно

Читать дальше

Крошка Саю громко плачет:
Не решил ей Лайт задачу.
Тихо, Саюшка, не плачь.
Братику не до задач.

***

«Мы писали, мы карали,
Наши пальчики устали».
Бог немножко отдохнёт -
Снова суд вершить начнёт.

***

Плетётся Рюук, качается
Вздыхает на ходу:
«Вот яблоко кончается.
Сейчас я упаду».

***

Спать пора! Уснул Айдзава,
Повернувшись на бок правый,
Лайт к Амане лёг в кровать,
Только L не хочет спать.
Головой качает он:
Слышит колокольный звон.

***

Я люблю свою приставку!
Кайф – не хуже всякой травки!
Но игру мне не закончить:
Снова Мелло что-то хочет.

***

Нет, напрасно мы решили
Спрятать Киры Глас в машине.
Кира к шуткам не привык
И поджёг наш грузовик…

***

Самолет построим сами,
Понесёмся над лесами,
Понесёмся над полями:
Победило братство Вамми!

@темы: PG, Стихи

---

Зубная фея

[Kumadori]

Название: Зубная Фея
Автор: Ночь Длиною в Паранойю
Бетта: Redfern
Фэндом: Death Note
Пэйринг: Мелло/Нир хотя мож и наоборот))
Рейтинг: ненавижу этот пункт....ну наверное всё же даже до PG-13 не дотянет. в общем, сами судите.
Дисклеймер: герои- великого Оба Цугуми - самы))) бред-мой, укращение моей буйной фантазии и излишнего идиотизма- беттины)



За окном уже темнело, а Мелло все никак не мог успокоиться. У мальчика выпал зуб. Да по сути ничего особенного, у всех детей выпадают молочные зубы. Вот и Мелло, как ни крути, а все-таки был ребенком.
Он держал в руке небольшой зуб, на котором виднелись несколько капелек крови. Десна немного болела. Мальчик же думал, что делают с этим «подарком». Можно было бы просто выкинуть, а можно — пойти и подразнить Нира.
-Ну нет... нужно пользоваться случаем.
И мальчик, нехорошо улыбаясь, сжал зуб в руке и отправился в гости к Альбиносу.
Тот как всегда находился в своей комнате. Чуть наморщив лобик, Нир сосредоточенно смотрел на разложенную перед ним головоломку.
Мелло вошел, хотя нет, скорее по-хозяйски вломился без стука, и, пройдя мимо мальчика, наступил на разложенные на полу элементы, а после уселся на кровати.
Альбинос не обратил на это ни малейшего внимания. Он уже привык к выходкам Мелло. Тот же, злорадно улыбнувшись, вдруг спрыгнул с кровати и подошел ближе, сжимая в кулаке зуб. После он разжал ладонь, занеся над плечом Нира. Зуб упал на белоснежную рубашку мальчика. Несколько капелек крови, что были на нем, остались на ткани. На лице мальчика появилось едва заметное отвращение, и он брезгливо смахнул зуб Мелло со своего плеча. Кель буквально ликовал. Детская жестокость безгранична, и Мелло был прямым тому примером.
Нир взглянул ему прямо в глаза.
-У меня выпал, - произнес немец, залезая с ногами на кровать.
Альбинос, не выражая никаких эмоций, взглянул на испачканную рубашку, после чего поднялся и отправился в другую часть комнаты переодеваться. Блондин все так же сидел на кровати, покачиваясь. Нир снял рубашку и положил ее на стул. В свете лампы его белое тельце казалось кукольным. Мальчик одел другую рубашку и вернулся на прежнее место.
-Отдай его зубной фее, - неожиданно сказал он.
-Кому? - Мелло приподнялся.
-Дети верят в ее существование. И если выпадет зуб, следует положить его под подушку, а ночью зубная фея обменяет его на монетку.
-Какой бред, - хмыкнул Мелло, поднимаясь с кровати.
Его возмущало практически каждое слово Нира, но без этого куска ваты ему стало бы просто скучно. У Мелло была внутренняя потребность издеваться над ним, ведь это доставляло массу удовольствия.
Нир лишь вздохнул. Ему порядком поднадоели такие визиты, но все же он продолжал терпеть несносного мальчишку. Может быть, он просто не мог ему противостоять, а может...

* * *

-Зубная фея! Какой идиотизм... дети, видите ли, в нее верят... - злился Мелло, но зуб все-таки, перед тем как выключить свет и лечь спать, положил зуб под подушку.

* * *

-Да. Дети в это верят. А ты — сущий ребенок, Мелло.
Нира посетила идея. Он решил отомстить немцу.
-Если дети верят, то я докажу тебе, что ты еще совсем дитятко...
Мальчик нашел в ящике стола монетку и вышел из комнаты. В темных коридорах приюта Вамми Нир был похож на маленького призрака. Бесшумно ступая, он наконец добрался до нужной двери. Ладошка легла на металлическую ручку и легонько нажала. Дверь тихо открылась, и подобно аморфному облаку, альбинос незаметно проплыл в комнату.
Мелло крепко спал; его золотые волосы рассыпались по подушке и были подобны светлому ореолу.
Нир присел рядом. Когда Кель спал, то казался милым и беззащитным, сущий ангел. Даже Нир, любитель бездушных роботов, залюбовался ним. Какое-то время он сидел так, просто глядя на чуть улыбающееся во сне лицо Мелло.
Наконец он вспомнил, зачем пришел. Маленькая ручка нырнула под подушку мальчика, и юный гений был крайне удивлен, когда его пальцы нащупали острый край молочного зуба.
-Поверил, - улыбнулся он, забирая зуб и оставляя монетку.
Неожиданно Мелло открыл глаза. Он с изумлением взглянул на сидящего возле него Нира.
-Что ты тут делаешь?
-Ничего, что могло бы вызвать такую массу удивления.
Мелло внимательно обвел его взглядом и, заметив в его руках зуб, удивился еще больше.
-Зубная фея значит?
Нир кивнул.
Спокойствие и невозмутимость мальчика просто обезоружили Келя. Выражение его лица чуть смягчилось.
-Ранка болит? - неожиданно для самого себя спросил альбинос.
-Да. Еще болит, - кивнул Мелло.
Нир чуть склонился к нему.
Мелло защищал только своего единственного друга — Мэтта. А вот альбиносу, который был младше его, перепадало регулярно. Он был основным предметом издевок и насилия блондина, и мальчику так хотелось сделать хоть что-нибудь, чтобы это прекратилось. Ведь Мелло не был таким уж плохим. Даже в этом золотоволосом эгоисте можно отыскать хорошее. И Ниру он даже нравился. Это было что-то сродни мазохизму — стать ближе своему мучителю.
-Можно я... гляну... - прошептал Нир.
Мелло какое-то время недоуменно глядел на него, а после приоткрыл рот.
Мальчик склонился ниже и едва ощутимо коснулся языком десен Мелло. Тот, откровенно говоря, обалдел и в следующий миг оттолкнул от себя Нира: тот упал на пол.
-Тьфу... дрянь какая, - Мелло сплюнул и сурово посмотрел на гостя. Тот ответил печальным и несколько обиженным взглядом. - Черти тебя принесли...
Затем, чуть смягчившись, Мелло сжалился и помог мальчику подняться.
В ночной темноте его лицо не выглядело таким кукольным, на нем играли тени и узоры лунного света, проходящего через занавеску.
-Зачем ты пришел сюда?
-Твоя ранка болит... Я хотел помочь. В слюне содержатся вещества, имеющие антисептический эффект.
-У меня что, своих слюней нет?
-Но я просто хотел помочь...
Мелло замялся. Почему-то его заинтересовало, а что же в результате будет? Ему стало интересно, что же такое собирается сделать этот кусок ваты? Если больно — его всегда можно ударить, ведь он не даст сдачи и никому не расскажет, а если...
-А думаешь, поможет?
-Увидим...
И Мелло снова приоткрыл рот. Нир очень осторожно коснулся его губ своими, а после его теплый влажный язычок коснулся десен немца. Затем Нир коснулся ранки — мальчик чуть дернулся. Она еще не зажила и на вкус была кроваво-соленой. Мальчик бережно касался ее. Мелло прислушался к своим ощущениям - постепенно это начинало ему нравиться, и он прикрыл глаза.
Нир касался ладонями его щек и нежно водил кончиком языка по ранке и вокруг нее. В следующий миг его язычок коснулся кончика языка Мелло. Альбинос вздрогнул. Немец улыбнулся, а после сам коснулся его губ и языка.
Нир пытался целовать его. Это было так примитивно и наивно, и в то же время говорило о многом. Нир не умел целоваться — Мелло был первым, чьих губ он коснулся.
А вот немец умел. Хотя он еще был ребенком, интерес ко всему взрослому был настолько велик, что он просто утерпеть не мог, чтобы не разузнать. К тому же у него было учебное пособие — Мэтт, который с удовольствием позволял Мелло экспериментировать над собой.
Кель целовал Нира, тот затрепетал. Ведь... так близко, так горячо... по-настоящему... Он попытался ответить — получилось довольно неплохо.
Мелло же вошел во вкус, он даже чуть приобнял мальчика, но в какой-то момент неожиданно отстранился.
-Все... а теперь убирайся.
Нир поднялся с кровати.
-А ты?
-А что я?
-Что будешь делать?
-Зубы вырывать, что... - хмыкнул Мелло.
И Нир невольно улыбнулся, наверное, впервые за время их знакомства.

@темы: PG-13

---

[Nate L-Fructose]

Название: Бабочка на игле
Автор: Hamelean
Бета: не бечено
Фэндом: Death Note
Дисклеймер: все права принадлежат Цугуми Ооба и Такеши Обата
Пейринг/персонажи: Мелло/ Ниа
Рейтинг: R
Жанр: романтика, флафф, ангст, POV
Размер: виньетка
Размещение: пишите в сообщения или на е-майл [email protected]
Состояние: закончен
Предупреждения: яой, OOC наверн
От автора: ноу комментс


Сколько себя помню, я всегда был свободен. В полном смысле этого слова. Свободен, как ветер в поле, как птица в небе, как бабочка на лугу. Брал то, что хотел, без жалости выкидывал то, что не нравилось или раздражало. Не подчинялся никому, абсолютно. Все попытки совладать со мной оканчивались полным фиаско. Но… я потерял свою свободу. Теперь я не могу поступить так, как хочется. Так, как делал это всегда. Не могу взять то, чего хочу так сильно, как ничего не хотел в своей жизни…
Мелло приоткрыл глаза и повернулся на стуле к Ниа. Тот мирно дремал, укутавшись в плед на диване. В глазах блондина промелькнула какая-то тень, он резко отвернулся и вышел из комнаты…
Ледяные капли быстро скользили по гладкой коже, сменяя одну другую и разбиваясь о кафель. Холод приводил мысли в порядок, заставляя думать рационально, и на время выкидывать из головы то, о чем так не хотелось думать… Мелло вздрогнул: чьи-то руки, легко касаясь, ласкали его обнаженное тело. Он чувствовал горячее дыхание на своей коже, что заставляло сердце бешено колотиться.
-Н… Ниа… Что ты делаешь?!- хриплым от напряжения голосом проговорил Мелло.
-Разве ты не этого хотел?- спокойно ответил Ниа, между тем оставляя дорожку нежных поцелуев на шее. Блондин закусил губу до крови, чтобы не застонать.
-Откуда тебе знать, что я хочу,- сдавленным шепотом выдавил из себя голубоглазый.
-Ну что ж тогда…- задумчиво сказал Ниа, проводя кончиками пальцев вдоль спины,- мне стоит уйти,- парень развернулся и сделал шаг, в противоположном от Мелло направлении, но тот резко схватил его за руку и притянул к себе. Он наклонился, всматриваясь в пепельно-черную бездну глаз, и провел языком вдоль рта, а затем впился в столь желанные губы, кусая их, лаская, вытворяя что-то невероятное, то, что он так давно хотел. Наконец, Мелло оторвался, с жаждой пополняя запасы кислорода, и шепнул на ухо Ниа:
-Ладно, ты угадал мое желание. На этот раз победа твоя,- он встретил удивленный взгляд, а затем легкую улыбку. Ниа припал к груди блондина, заставляя кожу пылать от поцелуев… Тепло от объятий приятно растекалось по телу, но абсолютно холодная вода делала свое дело. Темноглазый поднял голову и задумчиво протянул:
-Мне холодно,- Мелло сильнее прижал к себе парня, а Ниа уткнулся лбом в плечо.
-Пойдем, я тебя согрею,- ехидно прошептал блондин, посасывая мочку уха светловолосого. Тот поднял голову и посмотрел прямо в глаза.
-Мелло, а мне будет больно?- у Мелло что-то неприятно сжалось внутри от такого открытого взгляда, но он совладал с собой.
-Я не знаю…Но одно могу сказать точно – ты не пожалеешь,- Мелло хищно улыбнулся.
-Какова доля вероятности?- отрешенно спросил Ниа.
-Вероятность 100 процентов.
-Хмм… Ладно я согласен,- мило улыбнувшись, проговорил Ниа. Блондин, взяв за руку юношу, вышел из душевой, накинул одно полотенце на себе, в другое укутал Ниа и повел к двери.
***
-Мелло…- словно заклиная, в 3ий раз чуть слышно повторил Ниа. Блондин поднял затуманенный от страсти взгляд и невольно залюбовался видом любовника – серебристо-пепельные волосы свободно распластались по подушке, глаза почти полностью закрыты, веки изредка подрагивают, на щеках бледно-алый румянец, рот чуть приоткрыт от возбуждения.
-Ниа, ты так прекрасен,- Мелло снова впился в припухшие губы юноши, вызывая новую волну страсти…
Прикосновение… вздох… укус… поцелуй… шепот… толчок… стон. И снова... словно замкнутый круг, который не хочется разрывать…
***
Ниа, ты – как наркотик. Попробовав один раз, уже невозможно остановиться. Вкус твоих поцелуев, твоих объятий, твоих прикосновений… Невозможно, невозможно забыть. Хочется только чувствовать это всегда. Эту приятную сладость внутри от твоих ласк. Ты забрал у меня свободу… но подарил намного более важное…
Мелло приоткрыл глаза и похлопал пару раз ресницами, чтобы отойти от сна. Он чувствовал легкую истому во всем теле и тепло чьего-то тела совсем рядом. Блондин повернулся и увидел в пару сантиметрах тихо посапывающего Ниа. У Мелло возникло непреодолимое желание разбудить сие создание поцелуем, и он мягко прикоснулся к губам. Глаза Ниа медленно распахнулись и одарили Мелло полусонным томным взглядом.
-Доброе утро, Мелло.
-Доброе…- голубоглазый нежно улыбнулся. Ниа лег на спину и стал задумчиво рассматривать белоснежный потолок.
-Знаешь… Сколько бы я не копался в своей голове, я нахожу только одно объяснение тому, что вчера сделал… Я люблю тебя,- протяжно проговорил светловолосый. Мелло притянул к себе Ниа поближе и прошептал:
-Думаю, с твоими способностями мне не стоит говорить банальностей, и ты знаешь ответ…
-Хм… Не в этот раз. Я хочу услышать.
-Ну ладно…- наигранно сказал Мелло, - Я тебя люблю… люблю… люблю…- глаза Ниа заблестели, -Доволен?
-Да!- темноглазый улыбнулся и накрыл губы блондина поцелуем.

@темы: Драбблы, Фанарт, R