Автор: Edmondia Dantes
Переводчик: Jyalika
Бета: Убили
Рейтинг: Сломался. Детей к экрану не подпускать.
Пэйринг: L/Лайт
Жанр: романс, драма, АУ
Размер: миди 13/15
Краткое содержание: Это неправильно и вообще аморально – пытаться убить что-то дважды.
Начало: http://www.diary.ru/~jyalika/p105121223.htm
Разрешение на перевод: получено.
Размещение: только с моего разрешения!
Оригинал: http://www.fanfiction.net/s/5027269/1/Going_to_Marrakesh
Дисклаймер: не мое, ничего не воровал, никому не предлагал и ни за что не привлекался!
Предупреждения: яой, текст – сплошная психоделика, POV Лайта. Арт к фику, правда, еще не доработанный – фотошоп слетел к чертям собачьим, так что выкручиваюсь, как могу)))
читать дальшеПсиходрама
Как только первый шок проходит, начинаются нескончаемые вопросы, Айбер и Венди требуют инструкций, что делать с Хигучи, и команда дружно и демонстративно отказывается присоединяться к завтраку. Лайт в какой-то момент понимает, что скучает по восьмиметровой цепи, скучает по тому времени, когда его руки ничто не сковывало. Он тихо ненавидит это стечение обстоятельств, которое не позволяет ему просто дотронуться до L, обвить его своим телом, засунуть свои ладони в его карманы, сжимать, кусать, целовать до тех пор, пока тот не высунет свой любопытный нос из исписанной Тетради и не вдохнет парой коротких фраз в команду профессионализм. По крайней мере, Мацуда перестал плакать, он просто сидит и хлопает своими покрасневшими, широко раскрытыми то ли в шоке, то ли в ужасе, глазами. И, как всегда, Лайт не находит в себе к нему жалости, только глухое раздражение.
«Я, естественно, первый Кира», - произносит Лайт тихо, спокойно, и намеренно переводит взгляд куда-то отцу за плечо, вполне успешно игнорируя растущее с этими словами во всех, кроме него самого и L, напряжение. Дрожащие плечи, сжатые зубы, и Лайт опускает ресницы, на секунду позволяя себе помечтать о том, чтобы просто забраться к L на колени и там свернуться, а все остальные пусть смотрят, сколько влезет. Оцепенелый ужас – это оцепенелый ужас, как его ни назови, и он четко понимает, что слово L, даже не подкрепленное никакими весомыми доказательствами, обречет его на экзекуцию в любом суде мира. «И осторожнее с Мисой, у нее глаза шинигами, как и у Хигучи, хотя она пока согласна с нами сотрудничать».
Лайт переводит задумчивый взгляд на детектива, сидящего рядом, такого спокойного, сладкого, неизменного, и просто наблюдает за ним в наступившей тишине. Они не заходили так далеко в своих планах, по крайней мере, вслух, но… «Я так понимаю, вместо нас с Мисой мы сдадим им Хигучи?»
L поднимает глаза, кивает и сразу же возвращается обратно к исписанной тетради и неуклюжим пирамидкам из кубиков сахара. Со стороны может показаться, что он строит замок, но Лайт знает, что на самом деле это темница. И не важно, для чего предназначены стены – защищать от угрозы снаружи или удерживать внутри, все равно рядом останется один только L, одновременно и в роли стражника, и в роли узника. Мой выбор, с удовлетворением думает он, мой выбор и мое будущее, и мои мечты все еще живы.
«Ты, несомненно, заслуживаешь смертного приговора, который получил бы в суде», - говорит L мягко, переводя многообещающий взгляд от Тетради к своему растущему сахарному замку, чьи башни отчаянно стремятся ввысь то ли чтобы пронзить небеса, то ли чтобы быть сброшенными, сбитыми жестоко на землю. «Но я не собираюсь тратить твой гениальный ум попусту».
«Ммгмм», - выдыхает Лайт, соглашаясь, и переводит взгляд на отца, услышав его ошеломленный возглас. «Что?» - тихо спрашивает он, выпрямляясь, сбрасывая с себя ленивое, сонное удовлетворение, накатившее от необходимости разжевывать для команды очевидное. «Думаешь, он позволит мне стать великомучеником посвященной мне самому религии?»
Неужели это и так не ясно? думает Лайт с отвращением.
«Если я буду разоблачен в качестве Киры, а потом казнен, то мои идеи никогда не умрут, и не важно, публичной будет эта казнь или закрытой. Мои последователи», - эта мысль вызывает приятную дрожь и легкую, пренебрежительную жалость, – «ухватятся за что угодно ради своей слепой веры». Подхваченное идиотами и сумасшедшими, бледное отражение его собственного величия, но только сейчас он начинает осознавать в полной мере понятие смертности, и что Киру в конце не пустят ни в рай, ни в ад. А вот L, скорее всего, пустят, сволочь такую. И потому Лайт держится за жизнь всем, чем может, убеждая себя, что оно того стоило.
«Лайт…» У отца сейчас очень усталый голос, и седины в волосах намного больше, чем было вчера. Лайт рассматривает его сквозь полуопущенные ресницы и пытается понять, что именно означает это новое, непонятное выражение на его лице. Разве он не должен радоваться, что Киру поймали? Разве не должен гордиться тем, что Лайт за такое короткое время столько сумел изменить или даже что добровольно сдался в руки закона? Я не хотел причинять тебе боль, думает он, но не озвучивает свои мысли вслух, но зря тратить свое время на твои переживания я тоже не собираюсь.
«Знаешь, бог из меня получается гораздо шикарнее, чем из того же Хигучи» - совершенно спокойно, даже как-то буднично, отмечает Лайт, не обращая внимания на то, как дружно передергивается команда от такого откровенного напоминания о его так называемых преступлениях. Идиоты несчастные, думает Лайт и понимает, что они просто еще не до конца осознали произошедшее; ну конечно, только не их золотой мальчик, такой яркий, такой умный, такой красивый. L всегда был единственным, кто его по-настоящему видел. «Я дал людям надежду. Кира будет жить дальше, не смотря ни на что, но если я умру за свою идею, они только полюбят меня сильнее – каждая религия воспевает праведные мучения во имя великой цели».
Слепое поклонение это и в Африке слепое поклонение, и Миса – живое доказательство его божественного величия. Ему больше не нужно бежать наперегонки с судьбой, пытаясь изменить мир, и адреналиновый кайф от собственной вседозволенности в последние месяцы как-то незаметно успел перетечь в спокойствие и уверенность, и тщательно сдерживаемое желание. Желание обвить свою неповторимую, смертельно опасную немезиду кольцами, расправить все складки на его коже пальцами, и если Лайт предпочитает удар кинжалом в спину, то любимым орудием убийства у L всегда останется приторно-сладкий медленный яд, и это ему тоже нравится. Это идеальная комбинация, и у них все тоже будет идеально, и L никогда, никогда его не отпустит. Я сделал это сам, думает он, мягкий, ленивый, довольный, и улыбается своему соседу по дивану. Сам принял такое решение, и ни за что о нем не пожалею, потому что я в конечном счете всегда оказываюсь прав.
«Кира – эгоистичный, избалованный ребенок». Ответная улыбка L маленькая, скрытная и беспощадная, а голос вкрадчивый. Поздравляю, вы воспитали из своего сына отличного человека, Шеф Ягами, не говорит он вслух, планомерно растворяя свой сахарный замок по кирпичику в чашке с дымящимся кофе. Уверен, вы гордитесь всеми его достижениями. «Но толпа видит только малолетнего идиота, который хочет спасти мир, разрушая его».
Лайт хмыкает, раздражение, легкая насмешка и откровенное самодовольство борются в нем с желанием надавать тумаков по этой лохматой голове. «Цифры не врут, Рюузаки», - вместо этого говорит он мягко и отводит глаза в сторону, безупречно имитируя стыд и смущения, словно признавая болезненную правду просто потому, что он хороший мальчик, честный и добрый, такой, каким безмерно гордится отец и какого с раннего возраста зазывает к себе на работу отдел по борьбе с преступностью. «Не важно, что я об этом думаю сейчас, но факты есть факты, я повлиял на преступность за несколько месяцев больше, чем ты за всю свою жизнь».
«А еще ты серийный убийца», - сухо констатирует L, - «и, как следствие этого факта, я совсем не настроен выслушивать твои бредовые оправдания своих кровавых буйствований». Он на секунду замолкает, без усилий сминая тонкими пальцами кубик сахара в мелкую крошку. «Ко всему прочему, ты просто превосходный актер. Кто угодно бы поверил, что в тебе нежданно-негаданно проснулась несуществующая совесть».
Лайт улыбается легкой красивой улыбкой одного лжеца другому. Он никогда в жизни не буйствовал, тем более кроваво, он всегда все делал, даже убивал, аккуратно, расчетливо, и, главное, чисто, и этот хитрый ублюдок это прекрасно знает. «Ну я же тебе все-таки сдался, разве нет?»
L ухмыляется в ответ, его темные глаза смеются, а пальцы неторопливо смахивают сахарную пудру со стола. «Возможно, ты просто наконец-то повзрослел».
Лайт отчаянно душит в зародыше собственный смех, потому что все вокруг такое нелепое, потому что вся комната пропитана недоверием, отчаянным самообманом в такой концентрации, что становится трудно дышать, потому что все они такие слепые, а правда такая яркая. И дорога, устланная добрыми намерениями, закручена, заверчена, запутана до такой степени, что единственный способ добраться наверх – это идти вниз, и единственный путь к божественному величию – это принять свою человечность. Перемирие ведет только к войне, а его сосед по дивану и по наручникам - самый бесподобный на этом свете лицемер, и Лайт бы, наверное, ужаснулся, не испытывай он такое искреннее восхищение. Он знает, что если начнет смеяться, то уже не скоро сможет остановиться, это очень забавно и слегка неприятно, но Лайт ни за что не позволит отцу и команде увидеть насколько, на самом деле, нестабильна сейчас его психика. Он не жалеет ни о чем, кроме того, что ценой победы оказалось признание, но L единственный, кто достоин правды, потому что L единственный, кто о ней хоть что-то знает, и оба они, скорее всего, немножко психи, но Лайту уже давно наплевать.
Все его тщательно сконструированные маски покрываются трещинами и распадаются на множество жалобно звенящих осколков одна за другой, но его это совсем не беспокоит, он не собирается больше их надевать. Есть куда более интересные способы потратить время впустую, потому что L ему верит, только если припрет Лайта к стенке, да и то не до конца – они оба слишком близко знакомы с ложью.
L тем временем отворачивается к своему недостроенному замку, но потом кидает взгляд на Сойчиро. Мой отец, напоминает сам себе Лайт, этот человек все еще мой отец, и у него только что был сильнейший шок, и я, как примерный сын, должен сейчас быть с ним, успокаивать, утешать, подбадривать и вовсю демонстрировать муки совести. Отец сидит все в том же кресле, сгорбившись и обхватив руками голову. Лайт немного хмурится, как-то отрешенно надеясь, что у того не случится сердечный приступ на почве всех этих волнений – от такой иронии Рюук бы полчаса загибался от хохота, его верный компаньон, его незримый сообщник, его ненормальный шинигами с самым раздражающим смехом в мире – как живых, так и мертвых.
«Думаю, вашей семье лучше не говорить всей правды», - неожиданно произносит L, все еще рассматривая Сойчиро своими невозможными, равнодушными глазами, словно тот – совершенно ему не интересная мушка на стеклышке микроскопа. Словно его, как ту мушку, нужно потыкать пальцем, глядишь – расшевелится, подергает лапками, вытворит что-нибудь занимательное, а то что она лежит себе неподвижно и притворяется мертвой, пока мир вокруг ее ног рассыпается на куски? «Уверен, будет только лучше, если они никогда не узнают, что их сын серийный убийца».
…его семья? Саю. И мать. Немного странно думать о них сейчас, после того, как почти не вспоминал об их существовании последние несколько месяцев. Они были бы в ужасе, узнай правду – по крайней мере, мать, но Саю всегда идеализировала своего старшего брата, и кто знает…? Лайт не может представить ее в качестве ярого фаната Киры, но против него она никогда не пойдет. Саю всегда была хорошей девочкой, глупой и до отвращения неинтересной, как и все остальные девочки-подростки, но хорошей. Лайт задавливает неуместный смешок, представив свою маленькую сестру в качестве основателя его фанклуба. «Был. Я уже не Кира, Рюузаки, мы все это знаем. И никогда им больше не стану, даже ради тебя». Я никогда не перестану быть Кирой, точно так же, как и ты никогда не перестанешь быть L.
Он видит реакцию на эту фразу в том, как отец неловко отводит глаза, в том, как вздрагивает Мацуда, но Лайту легко и весело, и нет ничего, что он бы сейчас не сделал для своего возлюбленного врага, ничего, ничего, совсем ничего.
L только напевает что-то вполголоса, то и дело сбиваясь с ритма, и выглядит при этом, как ребенок, странный, неправильный и ничуть не невинный. «Liar, liar, pants on fire~» - нараспев, с откровенной издевкой, но Лайт лишь смотрит на него изумленно, потому что эти слова на английском не имеют для него никакого смысла, и L ничего не объясняет, только едва заметно улыбается. Будь они сейчас только вдвоем, он послал бы ему воздушный поцелуй, и мысль о жертвенных агнцах приятна, потому что он точно знает, что утащит L за собой на кровавый алтарь.
Он вдруг спотыкается мысленно, хмурится, вспоминает свой радостный смех и несбыточную мечту, и да, да, Лайт все еще хочет умереть вместе с L, обнимать его холодеющее тело, ловить губами его последние вздохи, все еще хочет быть тем, кто сомнет в кулаке, сокрушит его восхитительный ум, все еще хочет, все еще, все еще. Хочет умереть вместе с ним, только с ним вдвоем, но если Миса сильно попросит, то можно будет взять и ее, убийство-самоубийство, идеальный способ закончить идеальную жизнь.
Тем более, что бессмертные наверняка рано или поздно сходят с ума от скуки.
Лайта выводит из задумчивых грез голос L, низкий, глубокий, тягучий. Кажется, команда со своей глупостью и недоверием и ему тоже успела надоесть. «Убивать его бессмысленно. Я думаю, что живым Лайт принесет гораздо больше пользы – работая на меня, он сможет хоть как-то отплатить обществу за свои преступления. Естественно, он будет держаться под охраной, как и любой другой заключенный». Его слова насыщены, до самого основания пропитаны темным, глубоким сарказмом, и L даже замолкает на несколько долгих секунд, упиваясь перекошенными лицами команды. «Ну а если он однажды решит вспомнить свое буйное прошлое в качестве Киры, то я всегда смогу просто свернуть ему шею».
Лайт внимательно оглядывает его длинные тонкие пальцы, вспоминая их прохладное прикосновение к своему горлу, и ласковые узоры на его пояснице, и неожиданно сильную хватку на запястьях. Он вспоминает все это и думает о мерцающей в темноте стали и ярко-красных потеках крови. «Тебе когда-нибудь уже говорили, что ты полный псих?» - фыркает Лайт насмешливо, вместо того чтобы рассмеяться и сделать ответный выпад, вместо того, чтобы залить этот мир черной гуашью. Не бывает таких совпадений, не спроста его мир изменился настолько, что может теперь вмещать и черное и белое без борьбы, и невозможное становится реальностью.
«И не один раз».
Лайт хмыкает и сокрушенно качает головой, мол, что с него взять, и это скорее привычка или игра на публику, но слова должны побудить команду осознать и принять неприятную правду. Вы сами выбрали, за кем вам следовать, а ведь на его месте с тем же успехом мог бы быть я. «Признайся, ты не хочешь меня убивать просто потому, что без меня тебе станет скучно», - лениво, с усмешкой протягивает Лайт, внимательно наблюдая за реакцией остальных, за их недоумением, разочарованием и обидой, за темным, враждебным взглядом, что кидает Айзава на L и который тот возвращает сполна, твердый уверенный, и ни капли в нем нет ни стыда, ни вины.
«Нет нужды говорить это с таким скепсисом, Лайт-кун. В конце концов, ты поступил точно так же».
Touché, признает он сам себе, изгибая губы в легкой улыбке. «..Наверное, так оно и есть» - смущенно, на публику вздыхает Лайт, не забывая отвести взгляд, и давит несвоевременный смешок, краем глаза уловив перекошенное выражение на лице отца. Уж не он ли утверждал когда-то давно, еще в самом начале, что счастлив тому, что Лайт в кои-то веки ведет себя как самый обычный подросток? Во время их показательных ссор с L со стороны действительно могло показаться, что оба они почти нормальные, почти обычные, но теперь, когда их тайный танец открыт для просмотра, зрители начинают понимать, какие они оба на самом деле жестокие, и зрители в ужасе.
«Лайт…» - голос его отца звучит приглушенно, словно издалека.
Лайт прикрывает глаза на несколько мгновений, откидывает голову, чтобы выглядеть молодо, отчаянно и трагично, и примеряет себе на лицо маленькую, честную, полную боли улыбку. «…это было трудно, отец», - отвечает он тихо, напыщенно. «Если бы Рюузаки не было рядом, когда Тетрадь снова попала мне в руки, я бы не смог бороться с ее влиянием…она злая, отец». Он распахивает широко глаза и закусывает губу. «Я..я знаю, что оказался слишком слаб, что не смог с этим справиться сам…»
Сойчиро смотрит на него, затаив дыхание. Лайт опускает голову, разглядывая свои ботинки. «..Я просто чувствую…рядом с Рюузаки у меня появляется цель, появляются силы бороться с влиянием Тетради…» Он тяжело вздыхает, сгорбившись, съежившись, представляя собой безупречный образ запутавшегося в себе неловкого подростка, который больше не знает, что делать. «Я просто не мог убить своего лучшего друга. Даже в качестве Киры я не смог бы», - задохнуться, захлебнуться словами, поднять виноватые глаза на пару мгновений и снова их опустить, - «не смог бы сделать больно никому, кого люблю…»
Сойчиро колеблется, Лайт знает, он хочет поверить ему, хочет поверить в него, в то, что сын просто сбился с пути, а во всем остальном виновата Тетрадь, но не Лайт, только не Лайт. Словно не сам он выбрал для этого мира очищение кровью, словно не мечтал он о мире без преступлений и лжи, словно не был он богом. Лицо его отца искривлено в гримасе мучительной растерянности, и Лайту сейчас особенно сложно не испортить весь спектакль своим неуместным смехом.
«Я хотел спасать людей», - говорит он мягко. «Я хотел сделать мир лучше, но…»
Он повинуется импульсу и кидает взгляд на L. Глаза его темные и жестокие, и откровенно смеющиеся, и Лайт склоняется к нему слегка, поднимает уголки губ в озорной, ликующей, интимной улыбке только для них двоих. «Я не думал о жертвах. Так было легче», - продолжает он, без стыда и совести выдумывая свою проникновенную речь на ходу. «Теперь я понимаю, где ошибся, и больше такой ошибки не допущу. Но я все равно не верю, что это неправильно – пытаться улучшить мир».
«Лайт…», - вздыхает отец устало и как-то обреченно. Лайт знает, что это из-за него на его лице появилось столько новых морщин, и не чувствует за собой вины. Отец сам принял решение пойти против бога и это, конечно, печально, но только подтверждает его теорию о том, что мир полон несправедливости. Спасая мир, Лайт спасал и отца тоже, но теперь этот путь для него навсегда закрыт. Он всегда знал, что L – это что угодно, но только не правосудие. «…ты правда в это веришь?»
«Я верю в свою правоту», - отвечает он и покорно укладывает руки у себя на коленях. Дыши, думает он, вдохни полной грудью и почувствуй, что все еще жив. И, главное, не смейся, не смейся, не смейся, пока L за тобой наблюдает, не смей портить безупречный спектакль только ради его мимолетной улыбки.
Долгая минута звенящей тишины, и руки отца сжимаются в кулаки, и в глазах его мелькает что-то не совсем понятное. «Ты врешь мне, Лайт?» - спрашивает он медленно, ровно, тем особенным тоном, которого Лайт не слышал с тех пор, как ему исполнилось семь. Год назад это его, быть может, и задело, всколыхнуло негодование и стыд, но слишком много времени прошло с тех пор, как мнение отца действительно что-то для Лайта значило.
«Возможно», - кивает Лайт, поднимая мягкий, понимающий взгляд на отца, открывая глаза шире, призывая все свое актерское мастерство, всю свою несуществующую невинность. «А что? Во что бы тебе хотелось верить?»
Прикрывая губы чашкой кофе, L смеется, мягко, низко и глубоко. Лайт смотрит на него, прикрывая глаза, и улыбается легкомысленно, восторженно, и по телу его от живота до самых кончиков пальцев разливается ленивое тепло.
Я люблю тебя, выводит он одними губами на английском, и L отставляет кружку и смеется уже в голос своим рваным, слегка безумным, неповторимым смехом.
И то, как вся команда дружно отшатывается в ужасе – самый веселый, самый приятный момент в его жизни за весь последний месяц.
@темы: Рейтинг: NC-17, Light Yagami, L Lawliet, Переводы, Фанарт
-
-
29.05.2010 в 01:06-
-
29.05.2010 в 15:51Кавайных маленьких мальчегов!Никого, то есть, вон, покупай резиновую куклу, надевай парик и поношенные джинсы с растянутым свитером - чем не малина? А главное, кукла ни жрать просить не будет, ни истерик устраивать))) *ржет*Unreal_PersonИ арт кстати тож нравится,я то как курица лапой рисую...((
Не страшно, я вот, например, в технике хуже медведя в пинцетом, и ниче, живу)))) Рада, что арт понравился))
-
-
29.05.2010 в 18:01Нет! Не хочу куклу. Я хочу настоящего, что б сопротивлялся и просил пощады
Nozomi*
Спс за ссылку. Хотя про лимит закачек я не поняла. У меня инет все же уг, если поставлю все сразу завалится бедняжка. Надо либо по очереди файлы кач, либо один большой файл.
-
-
29.05.2010 в 18:15-
-
29.05.2010 в 18:20Сейчас вынуждена отвалить от компа((
-
-
29.05.2010 в 22:23-
-
29.05.2010 в 23:27Короче 4shared меня послал т.к. архив получился слишком тяжелым, поэтому скажи спасибо айфолдеру))
качать
-
-
30.05.2010 в 04:22-
-
30.05.2010 в 06:36Фигасе у нас судя по всему разница во времениО_о У меня сейчас утро, раннее))
А ты откуда?
-
-
30.05.2010 в 21:57У меня в тот момент тоже утро ранее было, просто мой организм решил, что у него будет вечер)
-
-
30.05.2010 в 22:01Понимаю, у меня тоже такое бывает)) Скачалось?
-
-
30.05.2010 в 22:04-
-
30.05.2010 в 22:15-
-
30.05.2010 в 22:47-
-
30.05.2010 в 22:57-
-
30.05.2010 в 23:26-
-
30.05.2010 в 23:43Мы же вроде на ты были или мне показалось?
-
-
30.05.2010 в 23:54Сенькью за ссылку.
-
-
30.05.2010 в 23:57-
-
31.05.2010 в 00:12-
-
31.05.2010 в 01:01-
-
31.05.2010 в 01:31Об арте: я тоже хочу лежать на ком-нибудь, как Лайт на Рюудзаки. (Как будет на кого улечься, обязательно попробую:squeeze
-
-
31.05.2010 в 02:23Срок хранения файлов истек(
-
-
31.05.2010 в 13:58Ch299 Да я вроде какой-то скачала, и даже установила)) *гордится собой*
-
-
01.06.2010 в 14:59да они оба тут скоты, только один явно издевается, а другой по-тихой)))
рада, что арт понравился)) это, правда, только наработка, но я как закончу - сразу выложу
-
-
01.06.2010 в 16:01раскрась его в фотошопе, ну плиииззз) Я так хочу, что б он еще и цветной был, что б как живой)
-
-
01.06.2010 в 16:26-
-
01.06.2010 в 16:28-
-
04.06.2010 в 00:45-
-
04.06.2010 в 06:40