— — -
Друг
— — -
«Есть какие-нибудь новости?» — спрашивает Лайт ближе к концу третьего дня заключения.
«Для тебя никаких», — приходит предсказуемый ответ, и он добродушно улыбается камере, качая головой.
«Так я и думал». Лайт моргает и опускает глаза, искривляя губы в гримасу скрытого разочарования, и слегка морщит лоб, представляя своему наблюдателю идеальную картину взволнованного подростка, который пытается скрыть свое беспокойство, но не может. «Как там отец?»
«Как и ожидалось».
Просчитанным до малейшей детали жестом он прикусывает губу и отводит глаза в сторону. «Ясно…» — не слишком тихо, но и не слишком громко, в самый раз, чтобы уловили чувствительные микрофоны. «А мама и Саю…с ними все хорошо?»
«За ними ведется постоянное наблюдение, так что могу с уверенностью сказать — с ними все в порядке», — отвечает L, и на одно мгновение Лайт позволяет себе продемонстрировать раздражение, что вполне естественно — нет смысла менять свое поведение сейчас, когда каждая минута, проведенная в камере, повышает подозрения.
«Я понимаю», — говорит он с легким недовольством, словно до этой минуты и не догадывался о наблюдении. Лениво поведя плечами, Лайт задается вопросом, дошел бы он до таких же высот паранойи на месте L, и тут же приходит к выводу, что, да, дошел бы. И не удивительно, учитывая, что так называемый лучший друг радостно отправит его на электрический стул, дай только повод. «Спасибо, Рюузаки».
Эти маленькие интерлюдии — единственное, что доставляет хоть какое-то облегчение от всепоглощающей скуки. Скука разъедает ему серое вещество и, несмотря на попытки Рюука разбавить атмосферу своими акробатическими выкидонами, Лайт почти физически чувствует, как медленно и мучительно умирают клетки головного мозга от бездействия. Большую часть своего времени он проводит за созданием воображаемого мира, в котором L умирает сотнями самых разных смертей, или в котором он искореняет преступность и создает утопию, но время от времени мечты о домашнем обеде тоже просачиваются в фантазии.
Одним скучным вечером темой их многочисленных дебатов становится религия и, что весьма предсказуемо, L оказывается убежденным атеистом. Лайт только ласково улыбается, надеясь когда-нибудь в будущем воплотить мечту показать ему настоящего, живого Бога, и продолжает дискуссию о преимуществах и недостатках Шинто, и Буддизма, и монотеизма и, в конце концов, провозглашает себя агностиком. Это, конечно, ложь, но в ней достаточно правды, чтобы сойти за искренность, тем более, что он не собирается поклоняться самому себе, этим займутся все остальные.
Лайт знает, что будет скучать по интеллигентному собеседнику, когда убьет детектива, но шах и мат в их игре стоит этой маленькой жертвы. Иногда ему снится, как он убивает его своими руками, медленно, нежно, красиво и расчетливо, потому что его немезида заслуживает только лучшего — не то, что обычные, никому не интересные, преступники. И пусть раньше еретиков за богохульство жгли на костре, никто из них не был настолько великолепен.
Они обсуждают политику, и философию, и литературу за завтраком из протеиновых коктейлей и засахаренных лимончиков, за обедом, у которого вкус военного рациона и тортиков со взбитыми сливками, и за ужином, который ни один из них не доел, потому что оба они на ногах, кричат и шипят каждый в свой микрофон.
«Может, ты меня как-нибудь навестишь?» — какое-то время спустя спрашивает Лайт с деланным безразличием, развалившись на своей кушетке в максимально удобной со скрученными руками позе, и пустыми глазами рассматривая трещину на левой стороне потолка. «Я по тебе соскучился».
«Нет», — сразу же отвечает L, подозрительно сузив глаза.
«Скотина бесчувственная».
«Посмотрим», — несколько долгих секунд спустя мягко вздыхает L, и Лайт смеется, потому что это правда, и они оба это знают, потому что безжалостный напор — это единственный способ выиграть их игру, потому что, дай им шанс, и оба они, не колеблясь, всадят нож другому в спину.
«Если бы мы встретились при других обстоятельствах, как думаешь…», — задумчиво произносит он, — «…все закончилось бы тем же?»
Наступает короткая пауза, заполненная тяжелой, вязкой тишиной, и L думает над ответом, и Лайт с удовлетворением погружается в фантазию, где он встречает эксцентричного мальчика на одной из лекций в институте и медленно его душит, пока профессор на заднем плане бубнит свою лекцию. «Думаю, да».
Лайт растягивает губы в удовлетворенной улыбке. «Вот и хорошо».
Кажется, проходит маленькая вечность, прежде чем, наконец-таки, его терпение заканчивается и, даже не смотря на то, что все идет по плану, Лайт все равно в ярости от собственной слабости — но он дошел до ручки. И черт бы побрал L с его нескончаемыми вопросами, Рюука с его акробатическими спазмами, и он произносит нужные слова и знает, что так будет лучше. Лайт все тщательно спланировал, и даже если мир перевернется, его все равно никто никогда не поймает.
…и это глупо, это полный идиотизм, и о чем он только думал, добровольно соглашаясь на это чертово заключение!? А дальше идут крики, и отчаянные мольбы, и выстрел пистолета, эхом отдающийся в ушах, и яростное Рюзаки, ну ты и подонок с истеричными всхлипами Мисы в качестве фоновой музыки, и тяжелое дыхание отца, и его собственная ослепляющая паника. Только потом, слегка успокоившись и выровняв дыхание, он видит все причинно-следственные связи, и понимает. Пусть даже это понимание оставляет раздражающее жжение в глазах и тошнотворный привкус на языке.
Когда они добираются до отеля, его рвет, долго и безнадежно, пока в желудке не остается даже желудочного сока, не отрывая злого взгляда от своего так называемого друга, спокойного, терпеливого и бездушного.
«Я тебя ненавижу», — шипит он сквозь кровавый туман боли и ослепительной ярости, и L в ответ протягивает ему полотенце, а потом стакан воды, без особых эмоций следя за тем, как Лайт прополаскивает рот, подставляет голову под кран и заново учится дышать.
Он поднимает взгляд, наконец-то чувствуя себя почти человеком, и внимательно всматривается в свое отражение в зеркале — в ответ на него хмуро глядит измученное, осунувшееся, повзрослевшее за время заключения на слишком много лет лицо. «Я понимаю, почему ты это сделал», — говорит он мягко. «Мне это не нравится, но я понимаю».
«Хммм», — тянет L, не отводя изучающего взгляда.
«…тебе ведь и вправду наплевать на окружающих людей, да?» — это выходит сдавленным шепотом. Лайт комкает полотенце в сжавшихся кулаках, но это значит, что, по крайней мере, он ничего не разрушит и никого не ударит, никаких разбитых зеркал или сломанных костей.
L фыркает и поднимается, направляясь к двери. «А тебе, можно подумать, не плевать», — говорит он в ответ, мягко и жестко одновременно, и будь на месте Лайта кто-то другой, он ни за что бы не заметил привкуса насмешки под слоями слишком ровного голоса и слишком правильных слов.
Наручники непривычно натирают запястье, но он и это может понять и, несмотря на неловкое положение, компания Рюузаки приносит ему какое-то мазохистическое удовольствие — у Лайта никогда раньше не было настоящих друзей. Он просто играл свою роль, улыбался и давал окружающим именно то, чего им больше всего не хватало. И, не смотря на то, что вся эта ситуация жутко смущает, и он серьезно подозревает, что его единственный друг — самый настоящий извращенец, Лайт как-нибудь справится. Хоть он и не очень понимает откровенных обвинений в массовых убийствах, он понимает необходимость крайних мер. И теперь все внимание его немезиды, не всегда приятное, но почему-то необходимое, как воздух, обращено на него. Лайт продолжит танцевать смертельно опасное танго со своим единственно возможным партнером, пусть даже спотыкаясь иногда, пусть даже совершая ошибки, пусть даже получая пяткой в челюсть в награду за все свои старания. Если это и есть эмоциональная привязанность, о которой все говорят так много и с таким восторгом, то пусть сами ей и подавятся - ему совсем не по вкусу нелогичная нежность и болезненная ненависть к таящемуся на задворках мыслей и зрения мальчику-мужчине-инопланетянину.
Предатель, шепчет Лайт в тишину однажды вечером, всматриваясь куда-то в пространство, мимо лохматой головы, в город, но окно отражает только двух мальчишек и причудливую конструкцию из полусъеденных пирожных. И он думает, что теперь точно знает тайну за словом удушье, захваченный в плен между мягким комфортом взбитой подушки под головой и приторной сладостью дорогой карамели на языке.
Получаю нереальное удовольствие от прочтения!
Спасибо за чудесный перевод!
кстати говоря, у меня хорошие новости: я вошла в "переводной раж", так что новую главу выкладывать буду каждые два дня ^__^
Я б тоже долго хлопала, но меня фик отвлек)) Ну не удаляться же комеент, кому он мешает)
как бы у меня мания величия не пустила корни на такой благодатной почве
Пусть пускает, за такие переводы, я думаю, и манию величия простить можно)
особенно меня воодушевляет эта ненависть, граничащая практически с нежностью, такая какая-то странно трепетная ненависть и в тоже время абсолютное восхищение своим соперником)
но, да, отношения у них странно-красивые, а, главное, правдоподобные. Мне кажется, что будь L и Лайт реальными людьми, все бы так и происходило.
И вообще, то ли еще будет
А на счет эмоционального развития +1) Просто большие дети с высоченным интеллектуальным развитием)
Просто большие дети с высоченным интеллектуальным развитием)
Ага, и у одного ребеночка в ручках оружие массового поражения, а у другого - супер-власть над всей полицией. Меня, если честно, иногда в каноне взбешивало, что гениальный Лайт не смог с самого начала понять, что никакой нафиг утопии такими средствами не создашь. Или не смог признать самому себе, что под наслоениями "пай-мальчика" сидит в засаде изрядная сволочь без единого морального устоя. И какая мораль может быть у детей, блин?
Ох, ладно, что-то я разошлась слегка)))
Эх, а секс это все равно очень хорошо, я неисправимая яойщица, но даже когда нету секса, есть намеки, иногда совсем маааленькие, но моему мощному воображению их хватает, для удовлетварения в роде "все равно там был яой, мы его не видели, но он там был"
На самом деле Лайт гениальный ребенок, разум гениален, но понимание жизни еще граничит с детским максимализмом и наивностью) И я не думаю, что он был сволочью, просто всевластие портит любого человека, и Лайт, стремясь к своему идеальному миру забылся и начал использовать свое орудие правосудия в качестве самозащиты, убивая тех, кто его ищет) А в таком деле как убийство, одно, другое, третье, так легко потеряться и запутаться в собственных ловушках)
ага, и потом все это дело выливается в фанфики и додзинси))) Хотя Тетрадка, по-моему, вообще отдельный разговор - я чуть кофе не захлебнулась, когда L присел Лайту ноги вытирать. По меркам джена, это же чуть ли не порно! И гадаю, почему так мало фанфиков((( Пришлось аж самой фонд пополнять...
На тему Лайта - вынуждена высказать свое веское мнение *ржет* Лайт, может, изначально и был весь мальчик-одуванчик-я-всех-спасу, но потом он определенно стал сволочью , развратился, сбился с пути, называйте как угодно. Но, что самое страшное, он этого даже не осознал!!! До самого конца искренне заливал о мире-во-всем мире, когда у самого руки по локоть в крови и склонность к садизму в психике. Вот если бы он хотя бы сам себе признался, что, просто-напросто хочет власти и поклонения, и ради своей цели готов идти по головам, я бы канонного Лайта уважала гораздо больше.
Да, в тетрадке мне кажется как раз-таки есть шикарные предпосылки для фанатского яойного творчества, есть там слегка интимные моменты, котоыре можно раскрутить, но фанфов и правда мало( Не пойму почему.
Ну я же написало - всевластие развращает человека) Скорее всего Лайт просто рехнулся на почве вседозволенности. Психическое расстройство не заметное с первого взгляда, умело прикрытое острым умом и умением сыграть ан публике.
Каждые два дня?! Яху!
А что касается Лайта, я пожалуй и свое "веское" мнение выскажу)) Не знаю кто как, а мне нравится верить либо как уже было сказано в психическое расстройство, либо просто в раздвоение личности. Мне кажется Кира и Лайт совершенно разные люди, один момент с отказом от тетради чего стоит. И определенно тетрадь пагубно влияет на своего владельца, подавляя в нем все человеческое, по крайней мере не думаю что Лайта бы так замкнуло не попади она к нему.
Так вот, к чему я веду-то, в этом фике благодаря замечательным буквам АУ тема "Лайт и Кира - один и тот же человек и все разрушительные импульсы Киры берут начало у Лайта" развивается! В общем, спойлерить не буду, но готовтесь к слегка безумному и довольно злобному Лайту