— — -
Танцпол для Дьявола
— — -
Все начинается с имени, написанном небрежно и со смехом, а продолжается смертью и резким контрастом каллиграфически выведенного черной тушью L с белоснежной чистотой экрана. И впервые он чувствует что-то еще, кроме самодовольного превосходства и бесконечной, страшной, выматывающей душу и разум скуки. Ему всегда все давалось слишком легко, а теперь, когда ситуация изменилась, он просто не знает, что делать.
Лайт Ягами рвет на голове волосы и скрипит зубами от бессилия впервые за последние двенадцать лет, и всю ночь проводит без сна, питая свой перегруженный мозг тихой яростью. На следующий день он раздражителен и нетерпелив, и никак не может достигнуть так необходимого именно сейчас спокойствия. Критический тест на самоконтроль наступает, когда он замечает краем глаза огромный заголовок с вызовом от L на обложке утренней газеты. Лайт заставляет себя купить ее, хотя бы ради того, чтобы проанализировать мнение общественности в ответ на вчерашние события. А потом начинает смеяться, удивляясь самому себе, потому что, действительно, какое ему дело, кто что думает, они все идиоты, но, по крайней мере, его сторонники по прежнему верны своему новому богу.
Стадо, думает он, приветливо улыбаясь девушке за прилавком, тупое бесполезное стадо, но я все равно их всех спасу, и они поймут, они поймут, когда-нибудь они обязательно поймут.
Шестьдесят четыре. Лайт воспринимает это как есть — и комплимент и обвинение в одном флаконе. Он, не моргнув и глазом, готов заплатить и не такую цену. Но сердце пропускает удар, а потом с утроенной силой начинает биться заново, разгоняя по венам адреналиновую кровь, потому что он чувствует горячее дыхание ослепительной, великолепной опасности на своем затылке. Танцы на лезвии ножа — это что-то новое, но волнующее, и его дыхание замирает в груди, потому что в этом танце правда — орудие уничтожения в опасной близости от горла. Иногда он спотыкается, сразу же пытаясь выровнять шаги, но это не всегда удается под внимательным взглядом соперника, и от него ощутимо веет угрозой, и он совершенно не такой, каким Лайт его себе представлял, и ему отвратительна собственная нелепая растерянность.
Я тебя ненавижу, я тебя убью, клянусь, а потом станцую танго на твоей могиле, заливаясь радостным детским смехом, но пока, пока давай поиграем.
Лайт держит Тетрадь Смерти в своих руках и глотает истерический смех и кричит, срывая горло, и захлебывается собственной яростью, и с удовольствием слушает стук своего отчаянно бьющегося сердца. Он крутит ручку, перекатывает ее с пальца на палец, ловкость рук и никакого мошенничества, и беспечно улыбается своей немезиде на другой стороне теннисного корта, на другой стороне кофейного столика. С каждым новым «па» он жадно впитывает в себя умение танцевать в паре, скрывать лезвие улыбки за длинной челкой и шептать лживые для обеих сторон обещания дружбы с выражением наивной честности на лице. Под внимательными взглядами отца и остальных участников расследования он безупречно играет десятки ролей: всегда готовый помочь сотрудник, внимательный друг, само воплощение невинности. Но, даже не смотря на внимательность к деталям и безошибочность игры, он знает, что L, где-то внутри, смеется над этим спектаклем.
«Рёга», — дружелюбно обращается он к своему слишком умному врагу и, слегка наклонив голову, мягко ему улыбается, ненавязчиво отстраняясь от надоедливых поклонников. Он — сама обходительность, вежливые извинения и спокойствие, и улыбка на лице L в ответ на приветствие такая же лживая.
«Как насчет того, чтобы сегодня вечером вместе позаниматься над заданным проектом?»
«Я только за, Ягами-кун», — приходит ответ. И позже, за чашкой чая и пирожными они с энтузиазмом обмениваются идеями, перекидывая их друг другу, как теннисный мячик, и намеренно игнорируют надвигающийся проект по истории криминалистики. И пусть один вид этого нелепого инопланетянина вызывает в нем жуткое раздражение и неконтролируемую тягу пройтись по всем его запутанным, острым и мятым углам с расческой и утюгом, со временем что-то меняется. Он учится видеть сквозь барьеры эксцентризма, не заморачиваясь на тортиках и наркоманской зависимости от сахара, и задается вопросом: что из этого реально, а что — всего лишь искусная, мастерски сконструированная иллюзия.
Когда L уходит с насмешливой полу-улыбкой на губах и еле-слышным «Приятных снов, Кира» на неродном языке, ему очень хочется вдолбить эту гениальную нечесаную голову в косяк, и он знает, что нельзя, но желание лишь ненамного слабее здравого смысла. И тот единственный раз, когда желание все-таки победило, L остановил попытку с отвратительной, незаконной легкостью, оставляя синяки в форме пальцев на его запястье.
Даже шинигами считает, что в последнее время он не в себе, но Лайт в ответ только откидывает голову на спинку стула и смеется, потому что это игра, и единственный, кто знает правила кроме него самого — это L, они оба возможно-будущая-пешка и иначе-быть-не-может-король. Но иногда ему вспоминается смертельная бледность свежего, прямо во время эфира, трупа Тайлера, и Лайт играет с заманчивой мыслью, что, возможно…но нет, невозможно. И ему жаль, потому что, не вгрызайся они при каждом удобном случае друг другу в глотки, вместе Кира и L были бы безупречны, как инь и янь, идеальные противоположности, воплощенные в человеческой форме.
Они постоянно задевают друг друга углами, сталкиваются неумолимо и тут же расходятся, и не имеет значения, что ему всего семнадцать и он заинтригован в целенаправленном расщеплении мозга своей немезиды на составные части больше, чем в чем бы то ни было еще. Мысль о романе с опасностью сладка, и смертельный приговор в случае провала только придает ей притягательности. Но иногда L вызывает у него лишь отвращение, на грани физической тошноты, чудовищный потенциал, потраченный зазря на поддержание искаженного, прогнившего человеческого правосудия. И пусть Тетрадь Смерти — это лучшее, что с ним могло произойти, и пусть это единственная причина, по которой L взглянул на него дважды, Лайт все равно хочет выбить всю дурь из своего противника, соперника, врага, содрать с него издевательскую маску из широко раскрытых лживых глаз и бесконечной сахарной одержимости, и жалких попыток имитировать человеческие эмоции.
Он никогда не думал, что может ненавидеть кого-то настолько сильно, это чувство вызывает нездоровую радость и неизбежное привыкание, оно даже сильнее, чем возбуждение от хорошей, словесной или физической, драки, или от выигрыша.
Ему снится, что L умирает у него на руках, и Лайт смеется и смеется, и смеется, и целует его закрытые веки, и думает: я выиграл, я выиграл, я выиграл, а ты проиграл, а я выиграл. Он просыпается утром с ликованием победы в глазах и радостной улыбкой на губах, этого достаточно, и Рюук с готовностью присоединяется к веселью, и, быть может, возможно, он уже потихоньку сходит с ума от всех этих волнений.
Миса врывается в его жизнь волной непрерывного раздражения и путаницей черных кружевов, но она внимательная, и послушная, и достаточно симпатичная, чтобы представить ее всем остальным в качестве отговорки, когда кто-то начинает задавать слишком много вопросов. И Лайт практически захлебывается острой, обжигающей яростью, когда ее неожиданно ворует прямо из-под его носа это несчастное чудовище, живая насмешка над концепцией правосудия.
Он добровольно соглашается на собственное заключение с уже четко составленным и продуманным до мельчайших деталей планом в голове, и тихо фыркает «извращенец», когда L заканчивает затягивать ремни на его заведенных за спину руках — потому что они друзья, и потому что, скажет он, лучше L, чем кто-то другой из команды, и он ему доверяет, раз надо, значит надо — и L хмыкает, тепло и низко, и достаточно близко, чтобы его дыхание коснулось нежных волосков на затылке, вызывая в теле легкую дрожь. И он сойдет с ума от скуки, если L не возьмет в привычку начать развлекать его долгими разговорами на самые неожиданные темы, и как насчет поцелуя для скрепления сделки? Нет, лучше не надо — Миса все еще немаловажный фактор, пойманная, связанная, послушно играющая написанную специально для нее роль. Она хорошая пешка, а L хороший игрок, так что Лайт закрывает глаза и заходит в свою камеру без единого протеста, искривляя губы в маленькую, смиренную улыбку, специально для отца, для команды и для L, который прекрасно видит сквозь нее.
-
-
10.04.2010 в 11:54-
-
10.04.2010 в 12:22-
-
10.04.2010 в 18:14Все прилично и грамотно написано.)
С нетерпением жду продолжения ^__^
-
-
10.04.2010 в 19:03-
-
10.04.2010 в 19:37Mirr Dollz *c довольным видом заглатывает трофейный шоколад* а главки маленькие, так что выкладывать буду сравнительно быстро))
-
-
10.04.2010 в 21:23Еще четырнадцать? Класс!
Прочитала оригинал, перевод - супер!
-
-
11.04.2010 в 02:41Спасибо огромное!
____________________
Творческая нирвана - 100%
Моральный экстаз - 100%
-
-
11.04.2010 в 07:50Ville Wonka ага! мои процентные предсказания сбываются! *танцует макарену*
вам тоже спасибо за вдохновляющий коммент)))
-
-
11.04.2010 в 20:56-
-
12.04.2010 в 13:42Конечно будет, вот прям сейчас и начну))
-
-
12.04.2010 в 14:59Nozomi* ну чтож, буду надеяться, что и в будущем неразочарую
-
-
12.04.2010 в 16:39