Осенний фик

[DeathNote-Fanfiki]

Название: Четыре года
Автор:  JaneyVixen
Бета:  wakabaka
Пейринг: Лайт, Л
Рейтинг: PG
Жанр: Серьезный.
Состояние: закончен
Disclaimer: I own nothing!

Сделав глубокий вдох сырого осеннего воздуха, он потянул на себя тяжелую дубовую дверь за металлическую ручку, открывая для себя вход в церковь. Дверь со скрипом закрылась за его спиной, обрезая блеклую полосу света на каменном полу, и он оказался в тихом и просторном помещении, где не было заметно присутствия людей. Атмосфера церкви была хорошо знакома ему, несмотря на то, что он посетил католический храм всего лишь два или три раза за всю свою жизнь. Японский храм не сильно отличался от католического по атмосфере, но для Ягами Лайта именно католическая церковь представлялась символом религии, к которой была причастна большая часть мира.

В этот день ему не было повода приходить сюда, ровно как и в любой другой день своей жизни. Он возвращался домой как обычно, по людным улицам, там его ждало дело, которому он посветил всю свою жизнь, дело, в котором заключался ее смысл. Работа бога. Не такая сложная, но отнимающая много душевных сил. Она часто кажется рутиной, как и все эти одинаковые дни, но все же он замечал, что мир действительно менялся, потихоньку. В этот осенний день погода была пасмурной, и в ветре ощущалось дыхание наступающей зимы, однако он замечал, что люди вокруг становились счастливее. У них появилась уверенность в том, что они защищены, у них появилась вера в то, что мир становится лучше. Даже те, кто отрицают Киру, не могут не чувствовать этого воодушевления. Старый бог уходит в прошлое, и он, Ягами Лайт, не должен был приходить сюда сегодня. Но, проходя через окрашенный в золото парк поблизости, он услышал звон колоколов.

Ягами Лайт, высокий молодой человек в длинном осеннем пальто, недоверчивым и презрительным взглядом обвел своды храма и цветные узоры на стеклах. В центре располагались скамьи, а перед пьедесталом в конце зала стоял ряд высоких подсвечников с рядом свеч. Лайт медленно прошелся вдоль рядов и выбрал скамью с правой стороны, расположившуюся в середине зала.

Лайту раньше казалось, что обстановка церкви будет вызывать у него скуку, что ему там будет нечего делать, однако сейчас он чувствовал себя вполне комфортно, оставшись наедине с собой в полной тишине. Церковь назвала бы его грешником, дьяволом, и пусть. Сейчас он чувствовал себя как в своей тарелке. Неважно, кем он был – и бог, и дьявол являлись частью религиозного мира, и, если ему было комфортно сейчас, возможно что именно по этой причине – в нем появилась чуточка божественного.

Мозаичные окна и едва заметное мерцание свечей действительно успокаивали его. Дом бога старого мира был спокоен, чего нельзя было сказать о собственном доме Лайта. Однако, главное отличие состояло в том, что его дом был построен на лжи.

“С самого момента своего рождения ты хоть раз сказал правду?”

Бог нового мира прокладывает себе дорогу обманом. Христос всегда говорил правду. И поэтому Христос поплатился.

"Я не стану лгать тем, кого люблю”.

Христос любил всех людей, Ягами Лайт не любил никого. Жить в обмане гораздо проще, так легче переносить потери. Ему некому и незачем говорить правду, кроме… него. L. Ему он сказал правду, и говорит до сих пор. Несмотря на то, что L уже нет среди живых. Такова цена правды Ягами Лайта.
Там, где должно быть сердце, он резко ощутил тупую боль. Было ли это настоящей болью, или он ее только выдумал, он даже не был способен это определить, поскольку научился управлять своими эмоциями и теперь большую часть времени почти ничего не чувствует. Это ему тоже ни к чему. Чувства, как и любовь – еще одно препятствие на пути нового бога, спрятанное в нем самом. Именно поэтому ее сложнее всего устранить, именно поэтому он все еще чувствует эту боль. Обычно она приходит, когда он слишком глубоко задумывается об L.

С самого начала после смерти Рюдзаки он считал, что ему не следует серьезно об этом думать. Поверженный враг – закрытая тема. Лайт никогда не могу представить себе комнату, где располагался штаб, без присутствия Рюдзаки. Не верил, что сможет его устранить – по-настоящему . Даже когда Рюдзаки действительно не стало, в это сложно было поверить, находясь в штабе. Казалось, что он просто куда-то вышел. Лайт невольно воспринимал его отсутствие именно так.
Никто не знает, что Лайт чувствовал себя очень паршиво тогда. Не было ни горя, ни слез, он не мог даже сказать что скучал без Рюдзаки. Он не жалел о том что сделал, ему следовало поступить именно так, как этого желал Кира внутри него – устранить главное препятствие на своем пути. Рюдзаки, нет, L сделал бы то же самое в отношении него. Он и собирался это сделать: проверить достоверность фальшивого правила. Лайт также не исключал возможность того, что L все-таки решит воспользоваться тетрадью. Таков он был - пошел бы на убийство, но все же выбрал более гуманный путь. Почему же он не воспользовался тетрадью, почему? Лайт убеждал себя, что у Рюдзаки было слишком мало времени. Или, сейчас он уже просто не способен понять его чувства, когда собственное сердце зачерствело?
Чувствовать эту печаль было нормально, он убедил себя в этом тогда. Снаружи, он продолжал действовать по плану. План – обмануть шинигами Рем, убить L, напудрить мозги группе полицейских…

“Миса, давай жить вместе”.

Это был последний пункт плана, самый легкий. Ему даже не нужно было играть.

«Тебе предстоит увидеть рождение нового мира”.
Кира занял место L. Готово.

И он, Кира, Ягами Лайт, все еще здесь. И вот оно – еще одно чувство, от которого он хотел избавиться даже сильнее чем от чувства тоски. Чувство отвращения. По поводу того, что все идет по плану. Сначала это приносит удовольствие, эйфорию, победа – высшая награда. Но потом становится противно, что жизнь превращается в простой односложный механизм, движимый по заданной Ягами Лайтом схеме: 20 минут, неделя, 3 месяца, 4 года. Даже в самом сложном и долгосрочном плане не было осечки. Фактор провала – это человеческий фактор. Рюдзаки мог воспользоваться тетрадью, но он этого не сделал, и все прошло просто идеально. Лайт все устроил идеально, он всегда все делал идеально, с детства, но не внушало ли собственное совершенство для него отвращение еще до того, как он подобрал тетрадь? Лайт вздохнул и облокотился локтями на спинку передней лавки.

Уже 4 года его жизнь идет как задумано. Люди верят ему. Это даже смешно. Он часто думает о том, что призрак Рюдзаки мог бы наблюдать за ним с выражением сарказма.
Четыре года назад покинуть здание штаба, где он провел вечность, было для него облегчением, причем не столько потому что ему надоело там жить. Все вокруг в этом месте напоминало о Рюдзаки. Каждая комната, коридоры, крыша – это ощущение было повсюду. Ягами Лайт попросту сбежал оттуда, сбежал от самого себя, и ненадолго смог забыть о печали. Вновь возложив на себя заботу об очищении мира, он начал новую жизнь…
Откинувшись на спинку своей скамьи, Лайт, запрокинув голову, смотрел на рельефные узоры на потолке, неволей запечатлевая на их рисунке собственные мысли. Он покинул мир Рюдзаки уже давно, но часть этого мира осталась с ним по-прежнему. Он больше не думает о Рюдзаки как о враге, потому что он его победил, и он не способен думать о нем как о друге, потому что его уже нет рядом. Рюдзаки – он просто существует где-то внутри него, Ягами Лайта. Лайт всегда думает, что Рюдзаки наблюдает за тем что он делает, как он врет Мисе, следственной группе, отцу. Ему слышится шепот L в шорохе осенних листьев, он чувствует его тепло в запахе кофе... когда Рюдзаки покидал этот мир, он тоже слышал звон колоколов.

Лайт слегка дотронулся до левого запястья. Ощущение от браслета наручников не забыто до сих пор, и даже наручные часы не способны сравниться с той тяжестью и болью которую они причиняли. Шрама не осталось, но это только на поверхности кожи.

В глубине церкви показалась одна из монахинь преклонных лет. Она вышла, чтобы зажечь около пьедестала несколько новых свечей. Лайт заметил, что она обратила на него внимание и тайком поглядывала в его сторону, не подавая виду, даже ее лицо не дрогнуло. Лайт же не переставая наблюдал за ней, слегка прищурив карие глаза. Зажигая последнюю свечу, монахиня глянула на него, слегка приоткрыв рот, и, доделав свое дело, неровной походкой поторопилась внутрь. Как же легко манипулировать людьми.

В такт его мыслям, над потолком, в колокольне вновь ударили колокола, еще и еще. Лайт почувствовал, как оказался в ловушке эха от этого звона, и боль ответила резонансом, грудь словно сдавило. Он хочет чтобы это закончилось, чтобы колокола не звучали как обвинение в его ушах. Ответом стала вибрация и звонок сотового телефона в его кармане. Этот шум… почему именно сейчас? Рюдзаки?... Лайт захотел позвать его в первый раз за бесконечность времени. “Я просто хочу быть с тобой рядом, я не хочу больше разрушать себя». Лайт вытаскивает телефон и смотрит на имя. Это Миса. Беспокоится, что он опаздывает? “Все так и должно быть. Это нормально”. Он хочет убежать отсюда. “Ты разорвал цепи, но я по-прежнему тянусь к тебе”.Ягами Лайт встал и направился к выходу. Как только дверь за его спиной захлопнулась, мобильник замолчал.
Лайт продолжал идти вперед по узкой мощенной дорожке, пока не удалился от церкви достаточно далеко, чтобы видеть ее целиком. Он обернулся, и порывы ветра, заиграли в его волосах, распахнули его пальто и вскружили под его ногами золотые и красные осенние листья.

Колокола небольшой церквушки, в которой он неожиданно оказался гостем, били последние удары, только для него.

«Рюдзаки… я всегда должен был считать тебя своим врагом, я считал тебя им, моим самым лучшим врагом, идеальным для меня. Я должен вспоминать тебя именно как соперника – так должно быть, чтобы план осуществился. Однако для меня ты остался просто близким человеком. Я не могу тебя забыть, я обращаюсь к тебе. Эта печаль живет со мной до сих пор, ты ее часть и я хочу тебя за это ненавидеть. Я могу стараться, но я не могу больше злиться, не могу издеваться, не могу воспринимать тебя просто как L. Тебя уже нет, но ты по-прежнему единственный который стоит моих чувств, от которых я отказываюсь. Я не буду думать что любил - я никогда не люблю, не должен. Но я не буду больше бороться с этим чувствами и воспоминаниями о тебе, Рюдзаки…»

Последний удар колокола растворился в прохладном воздухе. Лайт отвернулся от церкви и пошел дальше, кутаясь в пальто от неожиданно пришедшего холода.
“Ты этого заслужил, и я тебя по-прежнему уважаю. Давай оставим все как есть”. Возвращаясь в свой мир, Ягами Лайт прошептал ветру, что зима в этом году наступает слишком рано.
“Если однажды я потеряю все свои чувства, я буду помнить”.



04.05.2007