Perfectly Hollow|Идеально пустой

[DeathNote-Fanfiki]

Название: Perfectly Hollow|Идеально пустой
Автор: Silver Pard
Переводчик: Drinni
Бета: Kleine Katze
Статус: Закончен
Жанр: General/Angst
Рейтинг: G
Персонажи: L, Light
Краткое содержание: Что бы произошло, если бы отмеченные судьбой люди не встретились?
Разрешение на перевод: Получено
Предупреждения: Упоминается настоящее имя L


Теплый солнечный день, и мир снаружи настолько соблазнительнее черного текста перед ним и духоты класса. Но Ягами Лайта едва ли можно охарактеризовать как-то иначе, чем прилежного ученика, и, когда учитель называет его имя, он отворачивается от окна и весь обращается слух.
Или делает вид, поскольку едва ли школа способная полностью захватить его внимание.
Если он и заметил уголком глаза что-то черное, спланировавшее с неба, то это, наверное, птица, ничего больше.
---
L смотрит на книгу, «Тетрадь Смерти». Его пальцы беспокойно двигаются, чтобы прикоснуться к ней, будто все искомые ответы там.
Орудие убийства беспримерного масштаба, и Ямамото использовал его, чтобы убить хулигана, а потом повесился, виновный и пристыженный, не желающий и не могущий вынести тяжести своего преступления, совершенного по незнанию.
Орудие убийства, которое можно было использовать бесчисленными способами и которое убивало бесчисленными способами, означало, что даже L пришлось бы поволноваться, даже L пришлось бы напрячь свой недюжинный ум, и Амане Миса воспользовалась этим оружием, чтобы избавиться от грабителя, который зверски убил ее родителей, и устраивать несчастные случаи для соперниц-моделей.
L дотрагивается до Тетради Смерти, и поджигает ее. Возможно, вздох, который он издает при этом, выражает страстное желание.
Это было интересно, думает он, вспоминая Амане, из-за сложности доказательства, что сердечный приступ и серия печальных, очевидно случайных несчастных случаев были на самом деле убийствами. Это было интересно, да, но это могло быть настолько большим.
---
Лайт долго ждал, пока начнется его настоящая жизнь: что-нибудь упадет с неба, и мир будет стоить того, чтобы жить в нем, жить ради него, но этого так и не произошло. Сейчас он смотрит в окно и спрашивает себя, почему только ему, видимо, приходится выживать с осознанием пустоты жизни.
Такада занимает место рядом с ним, и он поворачивается, чтобы улыбнуться ей. Если его взгляд и рассеян, то она либо не замечает, либо ей все равно. Ягами Лайт поступил в То-О с высшим баллом, он красив и умен, вполне логично, что они сидят вместе и без особых размышлений начинают встречаться.
Они четко соответствуют ролям, в которых их воспринимают окружающие: Мисс То-О, Мистер Совершенство.
Если Лайт и презирает эту четкость, он ничего не говорит. Если он и мечтает о ком-то, способном и желающем бросить ему вызов, о ком-то, кто будет не согласовываться с ним, а противоречить, не станет с ним единым целым, но их будет двое, даже если они сцепятся, – что ж, он никогда об этом не упоминает.
---
L по-прежнему иногда думает о тетради-убийце и больше всего в дни, подобные этому, когда он смотрит, как кого-то, на чью поимку он потратил столько усилий, отпускают на свободу благодаря одиннадцати присяжным: неподготовленным, невежественным мужчинам и женщинам, взятым буквально с улицы.
Погоня захватывает L, несмотря на то, что он говорит, но видеть, как его работа пропадает зря…
Подсудимый, врач, который сдирал с людей кожу для развлечения и избежал смертной казни, потому что нанял очень хитрого адвоката, а присяжные оказались достаточно глупы, улыбается, покидая зал суда.
L наблюдает, и нельзя сказать, что он в ярости. Он думает о тетради, которая могла бы стать краеугольным камнем величайшего дела в его карьере, и он представляет, как записывает имя Томаса Фостера аккуратным, разборчивым почерком, и эта довольная улыбка стоит у него перед глазами, запечатленная в его мозге.
Он сжег Тетрадь Смерти, чтобы уберечь ее не от чужих рук, а от своих.
---
Лайт вступает в Отдел Расследований НПА сразу после колледжа. Он разочарован. Он втайне ожидал, что там будут какие-то сложные задачи, хоть что-то, но ему были очень рады, и работа была интересна около десяти секунд, пока он не осознал, что расследует подобные дела лет с одиннадцати, незаметно вытаскивая бумаги из отцовского портфеля.
Тупая боль внутри него растет, терзая, пробуя скручивать. Просто чтобы напомнить ему, что она по-прежнему там, просто чтобы увериться, что он никогда не привыкнет и не защитится от ее присутствия.
Утром после своего первого повышения он просыпается на рассвете и не чувствует ничего, кроме смутного желания закричать. Он смотрит, как восходит солнце, его глаза сухи и пусты. Он не шевелится, просто сидит и дышит. Вдох. Выдох. Кто знал, что придется заставлять себя дышать?
---
L убежден, что либо новый Ватари снабжает его более простыми делами, либо общий умственный уровень преступников снизился. Ему настолько скучно, что это даже не смешно, и на днях он швырнул вазу в стену, единственно чтобы узнать, как она на самом деле разбивается. Не так, как в кино.
Он порезал ногу крошечным осколком, когда убирал это всё, и мгновение он просто стоял, балансируя на одной ноге, подняв и неуклюже вывернув другую, чтобы посмотреть. Кровь накапливалась, украшая бусинами тонкую линию внизу его правой стопы, и он для пробы размазал ее большим пальцем, который затем сунул в рот.
Кровь на вкус была как кровь, и это никак не уменьшило его скуку или улучшило настроение.
Чего-то не хватает, и L не имеет понятия, где и что это вообще, только знает, что от этого у него во рту должен быть привкус крови, а мозг должен напрягаться как никогда, пытаясь ответить на брошенный вызов.
---
Лайта любят на работе не из-за его ума, а вопреки ему.
Лайт идеален, он и не знает, что можно быть каким-то еще, и если за красивым фасадом ничего не стоит, это его дело. Лайт замечает, что его ум устрашает и даже пугает некоторых его коллег, и реагирует, автоматически принимая обличие того идеала, который для них предпочтителен. Он вносит поправки в свою речь, действия и ответы в соответствии с ним, и через какое-то время они забывают, что раньше его глаза пугали их, что его неприкрытый ум когда-то был темой обсуждения всего отдела
Теперь он совсем как они, и он чувствует, что с легкостью вписывается в эту роль. Здесь нет ничего особенного, на самом деле, точно так же, как во всей его жизни.
Он по-прежнему одарен как никто, замечает малейшие несообразности и следует за ними, с легкостью проникая в суть преступного побуждения, но он замедляет свои мысли, с дотошностью подбирает слова и осторожен в том, как он подает себя. Упорная работа, а не тот факт, что он просто лучше других полицейских, является причиной большего количества пойманных им преступников, все новых и новых его повышений.
Ягами далеко пойдет, говорят они, и Лайт это тоже знает, и ему наплевать. Лайт знает, что будь у него необходимые средства, он бы мог изменить мир, не обращая внимания на японскую полицию, и все его достижения превращаются в ничто из-за этого знания.
Он знает, что в существовании должно быть что-то еще, что стоит ради чего-то бороться, но он давно сдался, возможно, даже раньше, чем пошёл в старшую школу, да и какое значение это имеет? Он, может быть, и пуст внутри, зато его внешняя оболочка идеальна.
---
L спит меньше, чем следует, но его сны только ярче, возможно, именно поэтому.
L видит во сне Тетрадь Смерти, по меньшей мере, два раза в месяц, но вместо того, чтобы попасть в руки Ямамото или Амане, она оказывается поднята кем-то, у кого есть план. Кем-то, у кого есть внятная идея, что делать, и кто способен вынести такую ношу. Кто-то, кто сможет вытянуть из тетради – и, следовательно, из ума L – все ее возможности. Может быть, этот человек убивает осужденных преступников, может быть, просто наугад. В любом случае, он достаточно осторожен, чтобы не оставлять таких очевидных следов, как Амане.
L видит во сне руку, быстро и аккуратно пишущую имя за именем между черных линий на желтоватой бумаге. Часто это имена преступников, которых нашел и видел осужденными L за время бодрствования. Иногда L подходит к открытой тетради на столе и видит в ней слова «Попробуй поймать меня, Лолиет».
Это вызов, который он с удовольствием бы принял, если бы он только был брошен.
Но этого не произошло, и, наверное, ему стоит быть благодарным, но все же L видит сны.
---
Когда Лайт впервые подделывает улики, чтобы обеспечить обвинительный приговор, ему только что исполнилось двадцать четыре. Мужчина, которого он засадил, серийный убийца и насильник. Его последней жертве было десять лет, она бы всё равно умерла – он что-то в ней порвал – но он душил её, пока её залитое слезами лицо не посинело, а глаза не выпучились, едва не вылезая из орбит.
Он ожидал, что что-то почувствует: опасение, страх оказаться пойманным, скорбь по потерянной нравственности, вину - и, возможно, по этой причине он так и поступил.
Он ничего не чувствует.
---
Для L впервые находится работа в Японии со времен дела Амане. Он намеревается оценить молодого и подающего большие надежды полицейского по фамилии Ягами, но Ягами не выполняет прихоть L и покидает страну за неделю до того, как L прибывает, чтобы взяться за дело. Поездка в Америку, чтобы понаблюдать за работой и уровнем тамошней полиции. L недоволен Ватари, который не известил его об этом, хотя следовало бы, особенно учитывая количество документов, требующееся для такого предприятия; он должен был знать за месяцы.
Дело – просто пустышка, прозрачное и очевидное. L не знает, обязано ли оно самим своим существованием тому, что Лайта нет здесь, чтобы подтолкнуть его людей в нужном направлении, но подозревает, что всё именно так.
L очень, очень скучно, и дело никак не улучшает его состояние, но раздражение из-за отсутствия Ягами ново, неизвестное прежде ощущение, которое почти стоит всей утомительной работы.
Ватари советует ему, что, возможно, его наследникам не помешали бы его мастерство и личный опыт, а Ягами недостаточно интересен, чтобы ждать его месяц, решает L, так что он уезжает.
---
Лайт возвращается из своей поездки в Америку с легким акцентом в его беглом английском и неуловимым ощущением, которое, как он думает, может быть покоем. Оно недолго продержится, он осознает это в то мгновение, когда колеса шасси касаются посадочной полосы, но пока его вполне достаточно. Он принимает решение, входя в офис, что будет отдаваться чему-то новому каждые несколько недель.
Ему понравилась Америка, отдых от скучных будней, всё изобилие нового и интересного, полный культурный шок. Ему понравилось быть настолько не в своей тарелке, что ему приходилось напряженно и быстро думать в каждой новой ситуации, просто чтобы функционировать на том уровне, какого он от себя ожидал.
Ощущение гармонии длится, пока он не обнаруживает, что L распутал дело с его людьми, пока его не было.
Он тщательно исследует свои чувства после первого острого приступа разочарования и решает, что ему все равно.
---
Мелло и Ниа разочаровывают L.
И дело не в том, какие они есть, а в том, чего в них нет. Мелло слишком эмоционален, слишком опрометчив. Он быстро выходит из себя, когда сталкивается с ситуациями, которые слишком сильно его задевают, и его неспособность сохранять самообладание точно (а не возможно) однажды станет причиной проваленного дела.
Ниа – другая крайность. Он неспособен к социальному взаимодействию, он не понимает, не может понять человеческий фактор, который является самым важным из всех.
Итак, да, они разочаровывают L. Вместе они, возможно, смогут работать, возможно, они будут уравновешивать друг друга.
L мрачно думает, как жаль, что ему придется уйти на покой. Его наследник – единственный – не должен нуждаться в другом уме, чтобы уравновешивать его, чтобы делать его равным L. Титул ‘L’ должен перейти к тому, кто сможет нести эту ношу, его имя должно перейти к тому, кто уверен, что он сможет в одиночку вынести существование в качестве L, точно так же, как и он сам.
Он проверяет каждый приют, но новых гениальных детей нет, как не было и в последний раз, когда он проверял, неделю назад.
---
Лайту двадцать семь, когда он женится на Такаде, просто потому, что он не может выдумать причину, почему ему не нужно этого делать.
Нет, это неправда. Он может выдумать с десяток причин, но не может найти повод озвучить их.
Так что он женится на ней в начале апреля, цветки сакуры ложатся на его уложенные волосы. У него во рту саке на вкус как пепел, но он к этому привык.
---
L никогда не ожидал, что доживет до тридцати пяти. Он уже больше половины своей жизни детектив, а так и не нашел то, что искал.
L распутывал дела, чтобы унять скуку, потому что Ватари не допустил бы, чтобы гениальный ум L оказался потрачен впустую. Он устал от этого. Его работа стала такой же монотонной и повседневной, как любое сидение в офисе, причины, по которой он начинал, больше нет, и, он подозревает, она так никогда и не вернется. Просто больше нет таких преступных умов, какие были раньше.
Но Лолиет просто не знает, как быть кем-то еще, кроме L, так что он продолжает.
---
Лайт осваивает новый язык каждые шесть месяцев в течение трех лет, пока ему это не надоедает. Ничего не меняется: жизнь всё так же однообразна, всё так же неизбежна и бессмысленна, разве что он знает еще один язык, на котором можно выразить ощущение разочарования.
Некоторое время он рисует, внешнее выражение внутренней пустоты. Картины принимаются на «ура» критиками и становятся популярны, что его удивляет. Он завершает четвертый заказ для галереи в Соединенных Штатах и выбрасывает краски.
Он создает несколько игр для небольшой компании на пороге славы. Они имеют невероятный успех. Он исчезает из списка их контактов, несмотря на все усилия удержать его.
Он начинает готовить в лучших из ресторанов Токио по выходным. Он читает обзоры в газетах, и, когда ни в одной больше не видит четырехзвездочной оценки, перестает готовить.
Он семь раз взламывает базу данных ФБР прежде, чем ему это надоедает.
Он начинает расшифровывать правительственные коды по всему миру, проскальзывая в их системы, оставляя электронный эквивалент «Здесь был Лайт» в забытых уголках. Это ему тоже наскучивает.
Серая тупая боль внутри него усиливается с каждой короткой отсрочкой, которую он получает в освоении чего-то нового; он быстро понимает, что его попытки только всё ухудшают, выскабливая его изнутри.
Ничто не представляет трудностей, а отсутствие трудностей увеличивает пустоту, и в конце концов Лайт смиряется с тем, что в дальнейших поисках просто нет никакого смысла.
---
L заметил, что нечто то ли в нем, то ли в его отношении к миру изменилось. Он связывает это со старением, хотя L не стар по общепринятым меркам.
L чувствует… одиночество. Это странное ощущение, ведь L всегда был и есть один, но он внезапно осознает, насколько обширна окружающая его пустота, насколько он одинок в своем добровольном изгнании. L был так уверен – так уверен – что однажды он найдет такого же, как он сам, того, кто будет понимать его, не нуждаясь в разъяснениях, кто сможет следовать за его мыслями и дополнять их, кто будет на уровне L. Того, кого он сможет называть другом и быть искренним в этом, того, кому L не придется лгать из-за того, что однажды этот человек, возможно, будет носить его имя.
Он так и не нашел его, этого человека, который мог бы стать ему равным другом или идеальным врагом. Может быть, поэтому жизнь внезапно кажется пустой, поэтому ему вдруг кажется, что он потратил всё своё существование, занимаясь чем-то, а теперь не может вспомнить, каково это, любить.
Ему вдруг приходит в голову, на каком-то интуитивном уровне, что, когда он умрёт, он умрёт безымянным, неизвестным и неоплакиваемым, будет забыт в тот же миг. Его имя будет жить столько, сколько Мелло и Ниа сумеют его нести, но он сам никогда не будет узнан, потому что нет равного ему, кто ненавидел, принимал или любил бы его даже после смерти.
Внезапно от этого становится больно, хотя он думал, что привык, думал, что смирился.
Если я умру, думает он, и его руки стискивают колени, кто будет помнить меня? Кто будет оплакивать меня? Кому будет не все равно?
Никому. L – это просто буква, а Лолиет – призрак.
---
Если я умру, думает Лайт, и его руки сжаты в кулаки, пока он смотрит на солнце, изменится ли что-то?
Ответ: нет. Лайт уже давно перерос детскую веру, что его жизнь имеет значение.
Однако он не смирится с тем, что жизнь его победила. Он не примет горсть таблеток, не упьется до смерти в каком-нибудь баре, не зайдет в море, забыв потом, как плавать, и не приставит к руке острое лезвие. Он знает, что подумает, если взглянет на себя со стороны: самоубийство значило бы, что он не способен посмотреть за пределы настоящего момента, увидеть будущее.
Будущее – это унылая цепочка дней, которые он уже сотни раз прожил, Лайт знает это. Но никто больше, кажется, этого не понимает, и Лайт не собирается уступать.
Идеально пустой, он идет дальше.