Название: «Going to Marrakesh»
Автор: Edmondia Dantes
Переводчик: Jyalika
Бет: Убили.
Рейтинг: Сломался. Детей к экрану не подпускать.
Пэйринг: Лайт/L
Жанр: романс, драма, АУ
Размер: миди 8/14
Краткое содержание: Это неправильно и вообще аморально — пытаться убить что-то дважды.
Начало: http://diary.ru/~jyalika/p105121223.htm
Разрешение на перевод: запрос отправлен.
Размещение: только с моего разрешения
Оригинал: http://www.fanfiction.net/s/5027269/1/Going_to_Marrakesh
Дисклаймер: не мое, ничего не воровал, никому не предлагал и ни за что не привлекался!
Предупреждения:ЯОЙ! Текст — сплошная психоделика, POV Лайта, так что раскрываются все страшные тайны его больного гения, правила пунктуации сбежали в Америку, и концентрация «И» на абзац превышает предельно допустимую норму в несколько десятков раз. Вывод: читайте, люди, на свой страх и риск, но могу с уверенностью вам сказать, что вероятность достижения творческой нирваны и морального экстаза по окончанию прочтения — 79.5%!
— — -
Фарфор
— — -
Из них всех Миса самая внимательная и понимает намного больше других. Она хмурится, обиженно дует губы, раздраженно шипит, и липнет, и сердится, и огрызается, но никогда не упрекает Лайта, что бы он ни сделал, и временами ему кажется, что он должен чувствовать себя хоть немного виноватым. Но Лайт никогда не умел сочувствовать, так что загадочное слово вина так и остается для него пустым звуком. Иногда он задается вопросом — зачем они все это делают, зачем пытаются спасти тупое бесполезное стадо. И уверенность в том, что все его старания хоть что-то значат придает только звон китайского сервиза, да брызги теплого чая, да тихое дыхание жизни в мире, затуманенном несбыточными снами, и страхом, и предвкушением, и неизбежностью.
«Я отмерил себе жизни кофейной ложкой», — цитирует он одним унылым дождливым вечером, задумчиво разглядывая монстроподобный тортик поверх стопок с отчетами. Тортик этот — мечта диабетика и самый страшный ночной кошмар профессиональной модели, и он медленно истекает кремом и сгущенкой, и отец обменивается взволнованными взглядами с Айзавой.
Несколько долгих минут Лайт лениво играет с мыслью, что это L сделал его таким бессердечным ублюдком, разрушив маску идеального сына и лучшего студента страны. Но идеалы современного общества уже давно перестали быть ему привлекательны — стадо, шепчет что-то внутри, что-то темное, мягкое и опасное, и Лайт безжалостно давит эту мысль, прежде чем она успеет окончательно сформироваться — и чем сильнее он отдаляется от общества, тем меньше оно его волнует. Они не такие, как я, и я не такой, как они.
«В Морских Палатах», — соглашается L, кидая быстрый взгляд на бушующий яростный шторм за окном.
«…я не могу представить на Мисе водоросли», — усмехается Лайт, переходя на английский. «А уж обсуждать с ней Микеланджело — вообще абсурд».
L проводит пальцем по губам, стирая с них легкую улыбку. «А я могу».
Лайт в приступе неожиданного ребячества кидается в него пончиком, но L его ловко ловит кончиками пальцев и вопросительно изгибает бровь. «Хватит уже пускать слюни на мою девушку, Рюузаки».
«Это всего лишь предположение, Лайт-кун. Миса-Миса очень гордится своим профессионализмом, вполне возможно, что она знакома с одной из его самых знаменитых работ».
Этим вечером Лайт около часа за ней наблюдает, черное на красном и яркие, яркие волосы, она листает глянцевый журнал и теребит ошейник с тяжелым крестом — но кто из них кто, Миса-Миса-Киро-Миса, и в его пальцах прописалась мелкая дрожь, потому что бесконечные наслоения лжи громоздятся на лжи, и на лжи, и снова на лжи, и где-то глубоко внутри Лайт четко знает, что это его вина, но это не может быть правдой, потому что, не будь мир таким отвратительным местом, он бы не стал…и мысль уходит, утекает сквозь сети из шелка и удушающей тьмы.
Лайт просыпается в безмолвное, глубоководное утро и долго смотрит на своего соседа по кровати, что свернулся под боком, мятый и взъерошенный. Холодное солнце сочится сквозь шторы, лаская неестественно-бледное горло, и Лайта оглушает осознание того, что L — Рюузаки — кажется сейчас совсем человеком.
Он ошеломленно выдыхает, не отводя взгляда, пытаясь привести в порядок бессвязную путаницу мыслей. «Черт подери».
А потом осторожно укладывается рядом, обнимает его за талию и он слишком худой неужели это я виноват это я или это он или это мы? и просто лежит так около часа, потому что L скоро умрет, его добьет либо расследование, либо сам Лайт — мы сделали это мы делаем это даже если его поймают мы бежим слишком быстро и единственный способ остановиться это — и впервые смерть — это больше, чем естественный исход неизлечимой болезни по имени жизнь, больше, чем смутный шепот неизведанного или ежедневная жестокая реальность. Это трагедия, и Лайт знает, что потом времени достойно оплакать потерю уже не будет.
«Я не стану тебя оплакивать», — шепчет ему L несколько дней спустя, и мир залит до краев, переполнен солнечным светом, и в этом буйстве бешеных красок L блекнет, и тени под его глазами кажутся глубже. «Я не стану тебя оплакивать, так что не грусти».
«Я прекрасно понимаю, что это неизбежно, но все равно не могу…взять и перестать чувствовать», — Лайт отводит глаза, ощущая себя полным идиотом и смутно стыдясь своей неспособности выразиться искренне тот единственный раз, когда это действительно важно. «Как ты можешь…?»
Пальцы в его волосах, они скользят по его щеке, касаются губ, и, даже если это слабость, он все равно тянется вслед за ними. «Какой же ты идеалист», — упрекает L мягко, но слова его жалят, — «…если тебе от этого станет легче, то ты умрешь по моей вине».
Лайт с трудом проглатывает тяжелый холодный комок, даже не пытаясь растягивать губы в фальшивых улыбках, потому что сейчас они только вдвоем, и он серьезен, как никогда, и… «Я рад», — сдавленно, тихо, немного печально и очень честно. «А…ты?»
«Я от Киры меньшего и не жду», — отвечает L, и Лайт его бьет, со всей дури, с размаху по почкам, и Лайт ненавидит страшной, черной ненавистью ту часть себя, которая тайно ликует да и мой и я убью тебя первым, ублюдок и смеется и смеется и смеется. Было ли всему виной его отвращение к самому себе или же его отвращение к L, но в результате Лайт проигрывает драку кофейному столику, и запястье растянуто, и пол усеян осколками, и совершенно бесполезный детектив потирает свои собственные синяки на другой стороне цепи.
«Мы должны умереть друг у друга в объятиях», — мечтательно заявляет Лайт через какое-то время. «Ты, я и Миса, в одной куче, а остальные пусть потом за нами разгребают».
«Как безответственно и мелодраматично», — хладнокровно комментирует L.
«Но тебе это нравится», - иронично хмыкает он и получает в ответ легкую, едва заметную улыбку.
(Прим. Переводчика: я полчаса проторчала на сайте Микеланджело и никаких «Морских Палат» там нет, так что это либо авторская фантазия делает кульбиты, либо я чего-то очень сильно не понимаю. Если они все-таки существуют, скажем, с другим названием, то очень прошу меня на эту тему просветить.)))